С минувшего понедельника, 8 июня, Смольный открыл первые магазины и объявил о планах по дальнейшему снятию ограничений. Однако это не победа над вирусом и даже не перелом, признают чиновники. Его последствия пока труднопрогнозируемы, но явно глобальны. О том, какой будет "новая экономика" после эпидемии, размышляет вице–губернатор Евгений Елин.
Как изменится экономика после вируса?
— Когда я инженером пришел работать на "Электросилу", там стояли трофейные станки Siemens, полученные еще по репарации. Они нормально работали, но морально уже устарели. Очевидно, что "трофейная экономика", экономика вчерашнего дня, как прежде работать уже не сможет. Все системы медицины или образования будут переформатироваться. Если в школе должна быть вдвое больше дистанция между учениками, то должно быть либо вдвое больше школ, либо двухсменка, либо сложные технологические решения.
Сейчас мы находимся в положении персонажей мультфильма "Ежик в тумане". Сначала была идея, что солнышко выйдет и коронавирус исчезнет, но не исчез. Потом думали, что он сам по себе куда–нибудь денется, но не делся. Теперь надежда на вакцину, но и она не абсолютна. Поскольку опыта нигде в мире нет, действуем в режиме неопределенности. Мы понимаем, что будут новые эпидемиологические стандарты, которые надо соблюдать, а это значит — будет новая экономическая модель с другими издержками, учитывающими эти стандарты, и другой выручкой. Из позитивного могу сказать, что наши страхи не подтвердились и ужасы, которых мы ждали, не произошли. Мы получили рост безработицы, но меньше, чем можно было предполагать. Экономика оказалась существенно более адаптированной, чем можно было подумать.
За счет чего?
— Я думаю, за счет опыта 1990–х годов. Все обращаются к государству, но на самом деле не сильно в него верят и стараются выживать самостоятельно.
Какая сейчас стратегия у экономических властей?
— У нас три задачи. Первая — коли мы в тумане, нам надо не потеряться. Не потерять рабочие места, юридических лиц, не потерять людей, ставших безработными. Вторая — не потерять экономику. Сейчас нас больше всего интересует занятость, какая будет экономика — пока не очень понятно, но она уже начинает возникать. Как после мощного потока, разом снесло многие преграды, которые в ином случае устранялись бы очень долго: за счет внедрения удаленки уменьшаются издержки на аренду и обслуживающий персонал. Большой спрос на курьеров, e–commerce растет, рестораны возмущались, но многие, с кем я общался, говорят, что на самом деле выручка увеличилась. Официанты остались без чаевых, а по заказам не так плохо. Рванул весь бизнес, связанный с организацией удаленной работы. В связи с переориентацией на собственные силы есть целый ряд позиций — таких, например, как средства индивидуальной защиты, — производство которых надо иметь на своей территории. Мы получили отток рабочей силы с относительно невысокой квалификацией. Речь идет не о гастарбайтерах, а о гражданах России из других регионов. По нашим оценкам, уехало около миллиона человек. Притом что мы находимся в ситуации демографического провала. То есть у нас появилось много рабочих мест.
И третья задача — наша система государственного управления не показала свою эффективность. Возникли новые вызовы, и оказалось, что скорость реакции на них недостаточная. Мы с трудом налаживаем мониторинг ключевых показателей, выработка решений не всегда последовательна, а принятые решения не всегда удается отследить.
У вас есть понимание, что надо делать?
— Чтобы исправить ситуацию, надо отработать процессы. Наиболее яркий пример — переход в режим удаленки. Он показал явное количество избыточных ресурсов. Притом что у нас нет технологий такой работы, после вывода на удаленку ничего страшного не произошло и ничего не развалилось. Прежде вся система — и в госуправлении, и в бизнесе — была ориентирована на личный контакт. Сейчас для этого должна быть создана программная среда. Нам нужно развивать технологии взаимодействия — от формирования замысла, постановки задач до их исполнения и контроля, технологии мониторинга и оценки необходимых ресурсов.
