Жить на публике и живо открывать сезоны
Звонко начать сезон — особое искусство. А в наши дни и подавно. Характерно, что два главных музыкальных театра открылись сказочками: Мариинка — "Снегурочкой", Михайловский — "Коппелией". Но если сюжет оперы Римского–Корсакова щемяще грозен — об опасности истаять от любви, то с балетом Делиба всё пришлось неожиданно впору. Михайловский может даже сказать, что поступил намеренно: ведь "Коппелия" как раз об обаянии настоящего, живого чувства и об эфемерной притягательности автоматов. На наше время ложится просто идеально: многие только и рассуждают о том, как хорошо всё живьём, а тут — как раз про лживость виртуальности, пусть и кукольной.
Вообще–то сюжет "Коппелии" взят из Гофмана, но при переносе в балет вполне естественно утратил весь мрак и таинственность, став милой новеллой о том, как молодой человек чуть не предпочёл любимую девушку неудержимо манящей кукле. Девушка оказалась находчивой и его проучила. Ну а с раскаянием пришло и счастье. Подставьте вместо слова "автомат" "виртуальность", и всё обернётся просто шуткой про эпоху online.
Премьерный балет Сен–Леона 1870 года растворился во времени. А потому есть два варианта восстанавливать старое. Либо реконструировать на основании архивных записей спектакля Петипа — Чекетти, что когда–то делал Сергей Вихарев. Либо верить в силу живой традиции и памяти. Именно этому предан Михаил Мессерер, заставший московскую версию Горского и именно её возвращающий к жизни. Как это ни грустно, но Мессерер — последний представитель этой славной традиции "глаза–руки–ноги помнят".
Как ни обидно, в Петербурге таких старых ленинградцев нет. А потому сначала Новосибирск обрёл балет Горского — Мессерера, а теперь и Михайловский. Разница между ними проста — в Михайловском обошлись без компьютерных видеопроекций, всё как прежде, как в старину — рисованные декорации и живые танцоры, никакой симуляции. И это выглядит почти как программный ход. Жизнь, только жизнь, и никакой виртуальности. Многие этому безумно порадуются — в спектакле есть игривость, открытость и шумный азарт детства.
Танцев в этом балете масса, есть и простые, и виртуозные, и нарядно характерные, и вполне классические вариации, есть шанс и сыграть, и техникой блеснуть. А. Воронцовой партия Сванильды редкостно под стать — она наслаждается розыгрышем в полную девичью силу и почти со всеми сложностями справляется. Лишь изредка заметно, что месяцы без сцены чуть лишают апломба.
В незадачливом любителе автоматов В. Лебедеве полгода домашней пищи несколько заметней. Его привычно легчайшая безупречность чуть подразмылась, но рутина возьмёт своё. Некоторые балерины за долгие каникулы только прибавили: безупречна А. Лашшакова, молитвенно прозрачна Е. Борченко. Другим же стоит провести у станка чуть побольше времени. Но радость возвращения на сцену заметна у всех. Характерно, что больше всех подрастерял кондицию оркестр — строй и сыгранность несколько развеялись. Музыка Делиба исключительно хороша, волнующе оркестрована, мелодически просто упоительна, но пока понять, что именно из неё вырос наш Пётр Ильич, не так легко.
Но в этом, собственно, и есть издержки пандемии. Дома, быть может, и уютно, но жизнь на публике требует особых навыков, а классический балет на кушетке не родится. Остаётся только театр. Да и живое движение и живой звук ничто не заменит, так что будем учиться заново. Зато в детских радостях столько счастья, а уж в дыхании настоящей жизни (не говоря о чувстве) — тем более.
