Петербург — город островной. Жители Петроградки недолюбливают старожилов Васильевского. Живущие в Коломне посматривают на всех свысока. Ну а те, что на Аптекарском, — и вовсе сепаратисты. У каждого острова есть свои Оскары Уайлды и Жанны д'Арк.
Васильевский вотчина Георгия Верейского и Вадима Шефнера. Оба воспели его уют и своеобычность, считая его городом в городе, государством в государстве. Валерий Рабчинский был гражданином Васильевского. Для него это был остров искусств.
Здесь он учился в школе при Академии художеств, затем — в самой академии. Здесь же жил, а мастерская одно время была на улице Репина. Васильевский на его холстах — место силы и тайна петербургского ситискейпа. Когда–то её сформулировала Анна Остроумова–Лебедева, воспев арку Новой Голландии в своей чудесной ксилографии.
Одна из формул позднесоветского Ленинграда и постсоветского Петербурга была создана Рабчинским. Это город горизонтов, открывающихся с мансард, город редкого, счастливого света, застигающего вас врасплох после недели сумерек и дождей, город живущих на свой лад чудаков и оригиналов…
И, конечно, город заядлых путешественников, среди которых и повидавшие весь свет, и те, кто так и не выбрался дальше соседнего квартала, но в воображении пережил все мыслимые и немыслимые приключения.
В своих вещах Рабчинский также рассказывает о любимой Франции, о Бельгии и об Ирландии. Франция — его родина как художника. Рабчинский принадлежал к тем, кто вырос с любовью к Парижу и жил в воображаемом Париже. Его старший современник художник Александр Арефьев просил своего друга, поэта Роальда Мандельштама, приносить в тюрьму, где он по завету Верлена и Рембо бывал не раз, новые переводы Бодлера и Малларме.
Рабчинский, не имевший вкуса к радикальной богемной жизни, но при всём при том друживший с классиком "садистских стихов" Олегом Григорьевым, прозревал в Петербурге мир Ван Гога и Монпарнаса 1920–1930–х. Бельгия и Ирландия — страны, где художник открыл бы своё посольство, если бы основал государство живописцев. Рабчинский знал толк в путешествиях, воображаемых и реальных. Им его научил Петербург и любимый Васильевский.
