Так сложилось исторически, что благотворительность была органической частью российской деловой культуры. Пожертвовать на богоугодное дело считалось не только приличным, но и необходимым. Таким образом купец не просто, фигурально выражаясь, возвращал свой социальный долг обществу, но и благодарил высшие силы за их к нему благорасположение. Так что строились новые храмы, больницы, школы, сиротские приюты. А 7 ноября 1902 года появился ещё один тип заведений, на которые тоже можно было жертвовать, — вытрезвитель.
Пьянство на рубеже позапрошлого и прошлого веков было проблемой более чем серьёзной. Россия, страна прежде по большому счёту аграрная, к этому времени уже полвека стремительно развивалась в новом для себя направлении, становясь индустриальной державой. Города, как крупные, так и мелкие, работали по принципу "цивилизационного насоса", выкачивая необходимые для заводов и фабрик кадры из деревень.
Оторванные от корней, оказавшиеся в непривычной для себя обстановке, вне контроля со стороны крестьянской общины, новоявленные пролетарии пили, что называется, "как не в себя", и бороться с этим явлением было практически невозможно.
Смерть "от опоя"
Штрафные меры, вводившиеся работодателями, не только не помогали, но и усугубляли ситуацию, а попытки представителей благородного сословия создавать и продвигать общества трезвости выглядели по меньшей мере наивно. В результате среди причин смерти небогатых горожан довольно часто мелькала формулировка "от опоя", а число замёрзших по пьяному делу зимой было откровенно пугающим.
Первый вытрезвитель появился в Туле в 1902 году. Инициатором выступил главный врач города Фёдор Архангельский, причём его поддержали все первые лица. Основные средства на содержание "Приюта для опьяневших" выделила городская казна, но принимались и частные пожертвования.
Главной задачей, поставленной перед новым учреждением, было "дать бесплатное помещение, уход и медицинскую помощь тем лицам, которые будут подбираемы чинами полиции или иным способом на улицах города Тулы в тяжёлом и бесчувственно пьяном виде и которые будут нуждаться в медицинской помощи". А чтобы, как говорится, два раза не ходить, тут же, при амбулатории для перебравших алкоголя, был создан и приют для детей пьющих родителей. Так что заведение получилось даже не столько медицинским, сколько социальным.
Подобрали, обогрели
В штате числилось всего два человека — кучер, объезжавший по вечерам городские улицы и собиравший бесчувственные тела павших в борьбе с зелёным змием, и фельдшер, встречавший постояльцев на месте. Медбратьями же и медсёстрами работали добровольцы. Доставленных пьяниц отогревали, растирали им конечности, могли сделать простейшие инъекции, а наутро выводили из похмелья, не давая уйти в запой, отпаивали рассолом, кормили. Тех, кто был совсем полуодет и обтрёпан, снабжали перед выпиской одеждой и обувью. А чтобы атмосфера в заведении не была чрезмерно скорбной, в нём допускалась "игра на граммофоне".
В общем, о своём пребывании в вытрезвителе попадавшие в него вспоминали с теплотой и чуть ли не с ностальгией. КПД у "Приюта" был довольно высок — за ноябрь и декабрь 1902 года в нём побывало больше 100 горожан, а по данным 1909–го — порядка 3 тысяч человек за год, причём без малого ста из них была оказана медицинская помощь. В целом по городу число смертей от злоупотребления алкоголем сократилось почти в 2 раза.
Тульский опыт оказался полезным, заведения нового типа признали богоугодными, а у бизнесменов появился новый объект для пожертвований. Так что к концу первого десятилетия ХХ века "приюты", подобные детищу Фёдора Архангельского, появились почти в каждом губернском городе. И работали исправно вплоть до революции 1917–го, обрушившей все барьеры и правила. Новой власти они оказались не нужны. Вновь о необходимости вытрезвителей вспомнили только в 1931–м, но они были организованы уже совсем по–другому. Безо всякой "игры на граммофоне".
