Росстат доложил о снижении российского ВВП в 2020–м всего на 3,1%. Опасались куда худшего. Оценки, поступающие из других стран, тоже говорят о том, что пессимизм прежних прогнозов был преувеличенным. В декабре и январе почти во всех странах фиксируется довольно уверенный рост. А цена барреля нефти, подступающая к $60 (в среднем за прошедший год было $42), говорит сама за себя.
При таком старте ничто не мешает надеяться, что 2021–й станет годом подъёма российской и мировой экономики до уровней, близких к доковидным. Точнее, почти ничто не мешает. Загадкой остаётся лишь способ оприходования фантастических финансовых вливаний, сделанных в крупнейшие экономики ради компенсации антиковидных ограничений.
Эти компенсации создали уникальную ситуацию. На фоне хозяйственного спада у фирм и физических лиц оказалось несуразно много денег — триллионы и триллионы долларов и евро. Они ищут себе применения, бурными потоками текут на рынки и надувают пузыри.
К тому же лёгкость онлайновой торговли акциями вывела вперёд орды непрофессиональных инвесторов, руководствующихся модой, стадным инстинктом и ненавистью к "биржевым акулам". Самым скандальным их достижением стала скупка акций компании GameStop, временно вздувшая в десятки раз цены на этот сомнительный актив.
Раньше считалось, что циклический кризис исправляет ошибки, допущенные инвесторами на фазе подъёма: неэффективные инвестиции идут под откос, а фирмы, удачно распорядившиеся вложенными деньгами, крепнут и растут.
Но это скрыто подразумевает, во–первых, некоторую грамотность инвесторов, которые как–то изучают предприятия перед тем, как в них вложиться. А во–вторых, твёрдость финансовых властей, которые отказываются спасать безнадёжные предприятия и дают им утонуть.
Сейчас нет ни того ни другого. "Инвесторы" понятия не имеют о жизнеспособности фирм, в которые вкладывают свои легко доставшиеся "ковидные" деньги. Они просто тянутся ко всему модному, "зелёному" и "высокотехнологичному", лишь бы о нём громко кричали. Коэффициент P/E (отношение рыночной стоимости компании к чистой прибыли; чем он меньше, тем лучше), на который раньше ориентировались биржевые игроки, не вызывает сейчас никакого уважения. У фирм из индекса S&P 500 он сейчас поднялся до 35, то есть стал рискованно велик. А, например, у наимоднейшей Tesla коэффициент P/E измеряется уже сотнями, то есть сегодняшние приобретатели её акций становятся совладельцами совершенно бесприбыльной компании. То, что их это не тревожит, раньше считалось верным признаком близости биржевого краха.
Но не факт, что этот признак верен сегодня. Если акции модных фирм сыграют вниз, совершенно не очевидно, что центробанки позволят им обанкротиться. Возможно, наоборот, изготовят новые триллионы и вытащат их со дна. Да, ценой безысходного хозяйственного застоя, как это было в ХХ веке в Японии. Но вполне могут решить, что духу времени соответствует именно это.
Как это отразится на России? Если осуществится такой сценарий, то западный застой станет рифмоваться с традиционным нашим и контрастировать с продолжающимся стремительным ростом всяких китайцев–индонезийцев. А если всё же грянет кризис традиционного типа, с биржевой паникой и банкротствами, то за него российской экономике придётся заплатить спадом или резким торможением, как это уже было в 1998–м (вслед за азиатским кризисом), в 2001–м (когда лопнул пузырь доткомов) и в 2008–м (из–за Великой рецессии).
Впрочем, у всех этих неприятностей не может быть заранее известного графика. Циклический спад способен подождать и до 2022–го, и даже до 2023–го.
