Само название уже обезоруживает нас. Понятно, что комедия про счастье. Поразительно, как в России всё–таки сильна эта советская традиция — снимать фильмы специально к датам, пусть теперь и не советским. Однако комедия всё же совершает два неожиданных кульбита — чем, пожалуй, и интересна.
Отель в центре города. Все герои, которые придут сюда — и отдыхать, и работать, — по–своему несчастливы. Особенно несчастливы те, кто кажется особенно счастливым. И фильм не скрывает, что счастье зависит теперь в том числе и от материального положения героев. Поэтому и взятки персонал берёт. И тихо ненавидит богатых постояльцев.
"Ого", — думаешь ты. У героя–полицейского роман с мигранткой, которая работает в отеле; он хочет официально оформить отношения с ней. Мать полицейского против. Она шантажирует, угрожает героине!
"Ого", — опять думаешь. Когда в кадре появляются однополые посетители отеля, которые выясняют между собой вовсе не деловые отношения, — тут уж какое–то тройное "ого". "Фильм разрушает табу и сносит прежде неприступные стены", — мысленно уже пишешь рецензию.
Но тут фильм совершает второй кульбит — уже в обратную сторону. Конфликт матери полицейского и мигрантки закончится более–менее счастливо.
Но все остальные запретные темы кино всю вторую половину судорожно отыгрывает обратно. Чуда не случилось. А то, что мы видели в кадре и не могли поверить своим глазам, — это был просто сон, который снился одному из героев. То есть никакие стены не рухнули и все табу остались на своих местах.
Но всё же мы благодарны этому фильму. Он напоминает о той забавной формуле, которая сегодня играет ключевую роль в российском массовом искусстве.
Её можно назвать по аналогии с известной ленинской статьёй 1904 года "Шаг вперёд, два шага назад". Она в точности соблюдается, например, в острых якобы монологах Comedy Club, где вслед за критикой отдельных недостатков обязательно должно последовать ритуальное поношение каких–нибудь универсальных ценностей — вроде феминизма или толерантности.
Это своеобразный закон компенсации. В кино эта формула теперь тоже работает. Было ли так заранее задумано или по ходу съёмок авторы спешно переписывали сценарий — этого мы не знаем. Но это и неважно.
Важно, что где–то на середине российский фильм всегда спохватывается и говорит: просим прощения, погорячились! Сказав раз что–то смелое, он тотчас же сдаёт назад, попутно расшаркиваясь и убеждая государство в своей лояльности.
Российское кино — как бы это сказать — наполовину свободно. Что тут ещё скажешь. Чувство жалости это вызывает — и больше, пожалуй, ничего.
Впрочем, ещё не самое плохое чувство.
