Уголовное преследование и госзаказ: на что жалуются бизнесмены Ленобласти

Как в Ленобласти обстоят дела с уголовным преследованием предпринимателей? Насколько этот вопрос беспокоит бизнесменов?

— Я бы не сказала, что это системная проблема или проблема, которая вызывает большое беспокойство. Поступающих ко мне от предпринимателей жалоб, связанных с уголовным преследованием, не очень много.

Но тут надо признать, что не все предприниматели обращаются к нам. И на это тоже есть причины. По сравнению с 2020 и 2019 годами количество жалоб уменьшилось значительно.

Это связано с тем, что у нас особенный регион — мы тесно соседствуем с Петербургом, поэтому получается, что живём и работаем на два субъекта. Многие предприниматели, ведущие деятельность на территории Ленобласти, зарегистрированы в Петербурге. И поэтому официальная статистика не совсем показывает настоящее положение дел.

Всё, что связано с уголовным преследованием, больше уходит в город. Мы не говорим, что проблемы с уголовным преследованием предпринимателей нет вообще, она есть. Я уверена, что это гражданско–правовые отношения, а их очень часто переводят в уголовную плоскость. И, конечно, нас это беспокоит.

С чем вы связываете снижение количества жалоб?

— Институту уполномоченных в следующем году будет 10 лет. И всё это время мы работали и предлагали комплекс мер, которые могли послужить причиной снижения числа уголовных дел.

Например, повышен порог ущерба по экономическим статьям, предусмотрена возможность прекращения дел при возмещении этого ущерба. Такая совокупность и даёт снижение.

Кроме того, практически весь 2020 год прошёл под влиянием пандемии. И так или иначе бизнес оказался уже в несколько других экономических условиях.

Сначала было приостановление деятельности, к счастью, в Ленинградской области — на очень короткий период. Потом были ограничения для отдельных видов деятельности. Практически год бизнес работал в несвойственных ему условиях, и это тоже могло сказаться на том, что уголовных дел стало меньше.

Правильно ли я понимаю, что снижение количества уголовных дел может быть связано не столько с улучшением условий, в которых всем приходится работать, сколько с особенностями пандемийного года?

— В том числе. Не могу сказать, что на 100%. Скажу ещё раз, у нас не так много подобных жалоб.

По большей части к нам обращаются с другими вопросами. Налоги, например, растут, тарифы растут. С 1 июля повышаются тарифы на электроэнергию. Это одна из самых больных тем для предпринимателей Ленинградской области.

Количество дел снижается, но тем не менее какие поводы для их возбуждения вы можете назвать?

— Например, неисполнение государственного или муниципальных заказов. Это довольно частая история. Либо выполнение, но с какими–то нарушениями, и тогда предпринимателю вменяют хищение бюджетных средств.

Ещё одна довольно распространённая история — когда в споре двух хозяйствующих субъектов один из них использует правоохранительные органы, для того чтобы разобраться со своим контрагентом или партнёром, и тогда правоохранители возбуждают эти уголовные дела.

К тому же обвинительный уклон следствия является сегодня нормой при расследовании преступлений в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности. Игнорируя изменения в ч. 1.1 ст. 108 УПК ("Заключение под стражу в качестве меры пресечения"), суды часто необоснованно решают арестовать предпринимателей, ссылаясь на то, что преступление вне сферы экономической деятельности или якобы не связано с обстоятельствами, указанными в ч. 1.1 ст. 108 УПК РФ.

Вдобавок в ходе следствия нередко исключаются материалы, которые могут служить доказательством невиновности обвиняемого, а прокурор при утверждении обвинительного заключения лишён возможности рассматривать материалы, которые были отклонены следователем.

А на ваш взгляд, эти причины объективные или нарушения со стороны предпринимателей возникают из–за несовершенства законодательной системы? Или из–за каких–то особых условий, в которых невозможно выполнять закон даже при полном желании это делать?

— Действительно, бывает и несовершенство законодательной базы. Причём не только в уголовных делах, это и во всех других сферах. Мы иногда на региональном уровне не можем помочь только потому, что это, например, федеральное законодательство.

Может быть много разных причин. Мы говорим о добросовестных предпринимателях. И если выясняется факт недобросовестности, то мы в принципе не оказываем им помощи. Да у нас, наверное, ничего и не получится.

Если говорить об уголовных делах, то у нас здесь практически нет никаких полномочий. Мы же не можем знакомиться с уголовными материалами, поэтому здесь наше участие в принципе минимальное. Мы можем только помочь предпринимателю в получении какой–то информации.

Скажем, он обращается в правоохранительные органы, следственный комитет, прокуратуру, но не получает ответа. Либо получает ответ с большими задержками, либо ответы носят форму отписки. В случае обращения к нам мы задаём практически те же самые запросы, но получаем более чёткие ответы. По крайней мере, мы добиваемся того, чтобы получать их в срок.

Мы практически единственный государственный орган, сроки ответа для которого составляют 15 дней. Иногда мы бываем скорой помощью — именно потому, что быстро получаем ответы. И это прописано в федеральном и региональном законах.

И надо сказать, что органы власти, должностные лица соблюдают эти сроки. Сначала это было для всех новостью и неожиданностью — сокращённые сроки ответов, сегодня многие это знают и в срок отвечают.

Мы через адвокатов рассматриваем жалобы, связанные с уголовным преследованием, направляем заключение в суд, когда они просят изменить меру пресечения. В последнее время судья учитывает наше мнение.

И у нас уже достаточно таких случаев, когда предпринимателя освобождают из–под стражи. Ему заменяют меру пресечения на домашний арест или запрет на совершение определённых действий. Мы этим гордимся. Когда человеку поменяли СИЗО на домашний арест — это работа, которая сделана хорошо.

Расскажите подробнее, пожалуйста, что за заключения вы даёте и на основании чего вы их делаете.

— Опять же, у нас практически нет полномочий, когда суд выносит постановление заключить предпринимателя под стражу. Мы можем написать мотивированное заключение, которое передаём адвокату.

В документе мы обосновываем законность освобождения человека. Он же не опасен для общества. Скажем, был случай, когда предприниматель строил коттеджный поселок и его обвиняли в неисполнении обязательств по уплате денежных средств.

Речь здесь не об обманутых дольщиках и больших суммах, но мера всё равно была связана с помещением в СИЗО. И вот он там находится, не имеет связи со своим бухгалтером, финансовым директором. А он должен был отдавать указания финансового плана, для того чтобы изменить ситуацию. Это было связано с оформлением участков.

В мотивированном заключении мы написали, что от того, что предприниматель будет находиться под стражей, жители не получат того, что они должны получить. Поэтому достаточно заменить пребывание в СИЗО на запрет на совершение каких–то определённых действий либо на домашний арест, потому что у него был изъят заграничный паспорт, он никуда не уедет, он доделает всю свою работу и выполнит все обязательства перед этими жителями.

И, собственно, так и случилось. Заключение заменили на запрет на совершение определённых действий, освободили из–под стражи в здании суда, и предприниматель продолжает свою деятельность.

Всякое бывает, человек может ошибиться. И если он, в конце концов, не вор и не убийца, я не вижу смысла держать его под стражей. Мне кажется, это очевидно.

То есть вы даёте оценку целесообразности той меры пресечения, которая была выбрана в конкретных обстоятельствах?

— Не совсем. Мы не изучаем материалы дела, потому что не можем этого сделать, нет полномочий. Мы только направляем мнение о целесообразности тех или иных действий, того или иного события.

Те обращения, которые к вам поступают, как вам откликаются? Есть ли у вас ощущение, что везде тотальная несправедливость? Или всё–таки есть обращения, с которыми вы не согласны и вы не даёте характеристику, что надо изменить меру пресечения?

— По тем обращениям, которые связаны с уголовным преследованием, у меня не было чёткого убеждения, что этот человек это заслужил. Есть выражение "вор должен сидеть в тюрьме". В моих обращениях такого не было.

Человек может ошибиться, оступиться, его могут подвести партнёры, то есть много причин, но никогда это не было сделано умышленно. Мы исходим с позиции добросовестности. Никогда у меня не было, что "вы виноваты и мы вам помогать не будем".

Хотя если говорить не об уголовном преследовании, а о других жалобах, конечно, всегда есть две стороны конфликта. У каждого своя правда, человек любые события излагает в свою пользу, поэтому наша роль предусматривает позицию некоего арбитра, который, выслушав ту и другую сторону, должен в лучшем случае помирить эти стороны, наладить диалог между ними.

При этом обязательно выслушать обе позиции. В случае с уголовными преследованиями у меня нет возможности услышать другую сторону, но ни разу не было чёткой уверенности, что человек не прав.

В каких случаях к вам обращаются предприниматели, если мы говорим об уголовном преследовании?

— Если возбуждено уголовное дело и если во время рассмотрения предприниматель находится под стражей, то чаще всего адвокат обращается с просьбой помочь. Либо просят помочь разобраться с причиной возбуждения уголовного дела. Иногда они просто не понимают, почему это произошло и в чём они виноваты.

Расследование этих уголовных дел занимает довольно длительные сроки. Мы, конечно, не можем их сразу сократить, но в своих обращениях в Следственный комитет, правоохранительные органы, которые занимаются расследованием, мы просим их ускорить этот процесс.

Там могут быть разные причины, но мы знаем: бывает так, что уголовные дела затягиваются, а предприниматель находится в подвешенном состоянии — обвинительного заключения ещё нет, а его уже преследуют. Это мешает его предпринимательской деятельности. И чисто по–человечески находиться в таком состоянии в принципе некомфортно.

Кроме того, в рамках уголовных дел бывают различные изъятия — в качестве вещественных доказательств — имущества, бухгалтерских документов, компьютерной техники, что парализует всю работу. Вот в такой ситуации мы просим следственные органы те документы или вещи (включая личное имущество) вернуть.

Например, у меня был случай, когда в качестве обеспечительных мер была конфискована машина супруги. Расследование продолжается, но в результате нашей переписки и нашей работы автомобиль был возвращён. Также возвращаются личные вещи. Но чаще всего предпринимателю важно вернуть документы, необходимые для работы. По просьбам самих предпринимателей такие вещи не всегда делаются оперативно.

Какие ещё полномочия у омбудсмена?

— Мы работаем не только с теми предпринимателями, которые находятся под следствием. Также к нам обращаются и те, кто уже получил какой–то срок.

Я несколько раз была в женской колонии. Там отбывают срок женщины по разным статьям, в том числе экономическим. И вот несколько предпринимательниц обратились с просьбой о личном приёме.

Мы уже не могли изменить сроки заключения, но у них были просьбы, связанные с их содержанием. Кто–то просил лекарства, кто–то — книги, телевизор. Помимо того, я была в Колпинском СИЗО, где находятся предприниматели, которые вели деятельность в Ленобласти.

Обращаются ли те, кто уже отбыл наказание?

— У меня было два таких случаях. Люди просто приходили сказать спасибо. Чисто по–человечески.

Но надо сказать, что предприниматель — это человек особенный. Если он уже начал своё дело, то независимо от всяких трудностей, даже в виде ограничения свободы, он найдёт способ им заниматься, отбыв наказание. И тому есть достаточно примеров.

Встречались ли вам ситуации, когда у человека были трудности с возвращением в предпринимательскую деятельность после отбытия наказания?

— Был один нестандартный случай. Есть некоторые уголовные статьи, которые запрещают вести определённую деятельность. И вот больше 20 лет у человека была такая уголовная статья. Несмотря на то что судимость погашена, он не имеет права заниматься некоторыми сферами деятельности.

Человек обратился ко мне с просьбой разъяснить и, возможно, помочь. Но менять законодательство не в наших силах. Единственное, в чём мы могли помочь, — немножко переориентировать его, чтобы он поменял ОКВЭДы и занимался другим. Здесь мы даём квалифицированный совет — работает юрист, мы консультируемся с налоговой инспекцией, с профильным комитетом.

Какие были наиболее интересные примеры жалоб и обращений?

— Обычно когда мы говорим об уголовном преследовании, то представляем себе уже состоявшийся бизнес. Ко мне же чаще обращаются либо индивидуальные предприниматели, либо малый бизнес. Потому что у них нет своей юридической службы или штатного юриста.

Либо когда предприниматель не имеет финансовой возможности обратиться в стороннюю юридическую компанию. Те, кто находится в сложной ситуации, идут к нам. И это нормально, потому что у нас иногда больше возможностей и полномочий.

Большая доля жалоб связана с проверками и контрольно–надзорной деятельностью. Мы этим очень много занимаемся. Предприниматели знают, что по их заявлению мы можем участвовать в проверках.

Вот один из последних примеров. Пришли контролёры, и за незначительное нарушение был выписан штраф 100 тыс. рублей. И дело было направлено в суд. К нам предприниматель обратился вовремя, мы дали ему наше мотивированное заключение по этой ситуации. Суд его учёл, и вместо 100 тыс. предприниматель получил предупреждение.

Достаточно жалоб с таким положительным результатом. Мы умеем устанавливать диалог со службами, на которые предприниматели жалуются. У них самих это, к сожалению, не всегда получается.

Недавно ко мне пришла жалоба от предпринимателя из Ярославской области. Он участвовал в государственном контракте бюджетного учреждения одного из наших районов. И это учреждение не заплатило, хотя были подписаны все акты, подтверждающие выполнение работ. И задержка по оплате была довольно длительной.

Предприниматель уже хотел идти в суд, но ему посоветовали обратиться ко мне. Я направила обращение к руководителю бюджетного учреждения с просьбой выполнить обязательства. Дополнительно для оперативности я позвонила этому руководителю. Да, он мне рассказал, как у них там тоже всё непросто в финансовом плане, но на следующий день предприниматель получил свои деньги.

И таких жалоб у меня очень много. Это говорит о том, что всё–таки у нашего бизнеса ещё отсутствует обратная связь и диалог с должностными лицами. А мы оказываемся между ними и помогаем налаживать этот диалог. В том числе с муниципальными органами власти.

Я работаю давно, мы друг друга знаем, и, когда мы вмешиваемся в процесс, они тоже уже знают — недобросовестных мы защищать не будем. К тому же наше вмешательство перед их же контролёрами тоже даёт определённое имущество.

Вот он подписал договор аренды, внёс в схему размещения одного предпринимателя или дал ему муниципальное имущество и может сказать, что это было при участии уполномоченного, потому что уполномоченный обратился. Для муниципалов это тоже определённая защита, поскольку им всегда могут задать вопрос: а почему одному, а не другому?

Очень важно вести диалог, а когда его нет, надо помогать его налаживать. Приведу ещё один пример. У нас подписано соглашение с нашим главным судебным приставом, мы проводим совместные приёмы.

И вот совсем недавно судебными приставами в считаные дни была решена проблема одной поступившей мне жалобы. Был наложен арест в качестве обеспечения на автомобили, которые продавал предприниматель. А он там уже был третьим лицом. На районном уровне приставы наложили арест, не очень разобравшись в ситуации. Я обратилась к нашему главному судебному приставу, и в 2–3 дня арест был снят. Все зависит от взаимодействия с коллегами. У меня оно хорошее.