Специфика клиента: "Практик года" в Рейтинге юристов-2021

Почему именно защита интеллектуальной собственности?

— На самом деле, особо не выбирал. В университете на третьем курсе у нас был небольшой кусочек по интеллектуальной собственности в рамках гражданского права. Мне кажется, это была скорее инициатива нашего преподавателя, а не обязательная программа. Он не очень эту сферу любит, но нам решил её дать: одному потоку — патентное право, другому — авторское. С этого момента и началось моё знакомство с интеллектуальным правом.

После третьего курса я решил начать работу "по специальности" и напросился на стажировку через своего семинариста по гражданскому праву. Он меня отрекомендовал руководителю небольшой питерской компании, которая занимается защитой интеллектуальной собственности. С моей стажировки в юридической практике этой компании в общем-то всё и началось. Эта сфера изначально очень понравилась. Сразу было понятно, что это что-то интересное, новаторское, творческое и сложное. И меня всё это одновременно привлекло.

Какие существенные «пробелы» существуют в законах, регулирующих интеллектуальные права?

— Мне кажется, что у нас есть определённые сложности с правоприменением, оно бывает дискуссионным и довольно сложным. Мы сильно усложняем эти отношения, и их участники не всегда понимают, о чём идёт речь. Но это не то чтобы какой-то явный пробел, это просто сложности, когда нужны юристы.

Сейчас активно ведутся дискуссии о соотношении законодательства о географических указаниях и наименованиях мест происхождения товаров (НМПТ). Географическое указание — новый объект интеллектуальной собственности. Процедура его регистрации проще, чем у НМПТ (например, "Хохлома", "Оренбургский платок"). Однако в части подходов к НМПТ и географическим указаниям есть определённые расхождения и неточности, связанные с процедурой оформления прав на них.

Актуальная проблема — защита конфиденциальной информации. Секрет производства довольно сложно защищать через коммерческую тайну. Мы, вроде бы, согласились, что можно это делать по-другому, не только через коммерческую тайну. Тем не менее, любая информация мультиплицирована, ее легко можно размножить, и с её утечкой по-прежнему сложно бороться. В частности, в рамках своего диссертационного исследования я пытался понять, как сделать этот вопрос проще и лучше для бизнеса посредством законодательства о пресечении недобросовестной конкуренции. Это большая проблема, и она будет только усугубляться, если мы не будем на это реагировать, не применять более эффективные механизмы защиты.

И вот, что точно нужно отметить, — проблематику охраны общеизвестных товарных знаков. Есть определённая проблема, связанная с тем, что общеизвестный товарный знак нашим патентным ведомством скорее рассматривается как средство индивидуализации не товара или услуги, а конкретного лица-заявителя, который должен быть широко известен. При этом заявитель должен совпадать с лицом, которое использует знак, хотя в действительности бизнес может быть структурирован иначе, а хозяйственные связи — организованы сложнее.

Кейс, с которым мы участвуем в этом рейтинге, как раз позволил вернуться к практике, которую начинали коллеги ещё в 2013 году в рамках дела об общеизвестности товарного знака "Ford". И вроде как тогда всё успешно разрешилось для заявителя, но прошло время, и ранее согласованные позиции были пересмотрены не в пользу заявителей. Мне кажется, что нам удалось корректно суммировать нужные практические подходы. Это позволило убедить суд в правильности того стандарта доказывания, который вытекает из действующего правового регулирования — убедить, что общеизвестный знак не предполагает общеизвестного заявителя, и что компания, которая использует товарный знак, может быть иной, отличной от той, которая обращается с заявкой. Убедить, что для того, чтобы признаваться общеизвестным, не требуется широкой известности самого заявителя. Впечатляет, что это всего лишь одна норма — норма ст. 1508 ГК, но за ней стоит такая разная и такая непростая практика.

Как изменилось законодательство о товарных знаках в России за последние пять лет? Что стало лучше, что хуже?

— Лично я не могу отметить каких-то глобальных изменений. Можно отметить попытку разграничить — не на уровне законодательства, а на уровне практики — объёмные товарные знаки и промышленные образцы. Сейчас мы до сих пор находимся в этой дискуссии, как соотносятся эти объекты. Считается, что всё, что связано с формой товара, если она не исключительно оригинальна, ближе к промышленным образцам, поэтому защищаться нужно промышленным образцом, а с помощью товарного знака это сделать уже крайне сложно.

Наверное, сильно корректирует практику история с географическими указаниями, о которой я говорил выше. Она соотносится с товарными знаками, имеющими географическую коннотацию. У нас в практике был долгий и серьёзный спор, связанный с защитой такого товарного знака. И всё было никак непонятно, как применять вопросы, связанные с описательностью, к этому обозначению, и есть ли у того товарного знака перспектива. Практика на тот момент, да и сейчас, такова, что такой перспективы особо нет. И вот появились географические указания, и, может быть, здесь будут какие-то позитивные изменения.

Ведомство на уровне подзаконного нормативного регулирования пытается расширить перечень товарных знаков, подлежащих защите. Но только нетрадиционных знаков, к сожалению, не стало больше. На мой взгляд, это тормозит экономические процессы и препятствует развитию бизнеса.

Что в законодательстве об интеллектуальных правах вы бы изменили?

— За всё законодательство об интеллектуальной собственности сказать очень сложно; меня сейчас в этом плане очень интересует проблематика антимонопольного законодательства, которое тоже сопряжено с некоторыми вопросами интеллектуальной собственности. Поскольку это тема моего диссертационного исследования, я вижу там определённый пласт проблем, которые свидетельствуют о необходимости некоторых изменений. В частности, это касается применения ст. 14.4 закона о защите конкуренции. Эта статья связана с пресечением деятельности недобросовестного конкурента, который приобретает права на средства индивидуализации и недобросовестно их использует. Мне кажется, что та практика, которая в этом направлении складывается, шагает далеко вперед, а предлагаемые меры реагирования в некотором смысле неэффективны.

Например, на практике есть неопределённость с трактовкой цели приобретения соответствующих прав. Чтобы привлечь недобросовестного конкурента к ответственности, цель должна быть незаконной и устанавливаться уже на этапе подачи заявки в Роспатент. И тут нередко желаемое выдаётся за действительное при очень натянутой аргументации.

Да, наверное, участники разбирательств интуитивно понимают, что в данном конкретном случае лицо повело себя недобросовестно, и поэтому суд или антимонопольный орган вменяет ему ст. 14.4. Но справедливо ли решение, принятое интуитивно, если ещё и не так всё явно и чётко в плане имеющейся доказательной базы? И вот здесь получается, что потенциальному нарушителю очень сложно бороться с этим интуитивным представлением. Это лично моё общее ощущение, которое сложилось из анализа той практики, которую я по этому поводу смотрел.

С какими проблемами сталкиваются ваши клиенты при регистрации товарных знаков?

— Одна из серьёзных проблем — консервативный подход к регистрации товарных знаков. Мы этот вопрос часто рассматриваем с точки зрения европейской практики и понимаем, что мы очень далеки от нормальной реальности. И это особенно неприятно, потому что у рынка есть потребность в более прогрессивных инструментах и методах защиты тех же средств индивидуализации. Бизнес в плане визуализации своего бренда, обеспечения узнаваемости продукции работает достаточно серьёзно, люди эффектно проявляют оригинальность своих идей. Но круг идей как будто ограничен — здесь могут подсмотреть, тут скопировать. И если оказывается, что оригинальным способом защититься нельзя, все труды насмарку — бренд размывается, потребитель дезориентирован относительно производителя товара или услуги, хотя тот самый подход, когда потребителю через маркировку должен быть понятен производитель, на мой взгляд, уже давно не актуален. К сожалению, сложно регистрировать позиционные, цветовые и даже общеизвестные товарные знаки, и та практика, которую мы стараемся формировать, встречает серьёзное противодействие со стороны Роспатента.

А как такая регистрация работает в странах Запада?

— Там свободнее, и в этой части более лояльные правила, а также более восприимчив к аргументации правоприменитель. Например, в России ведомство считает, что позиционный товарный знак невозможно зарегистрировать для услуг. Позиционный товарный знак защищает расположение какого-то элемента на товаре. Роспатент трактует эту норму буквально и считает, что это только расположение на товаре. Но в Европе, например, нормально, если ты визуализируешь услуги через конкретное изображение товара и на нём пытаешься защитить расположение какого-то элемента, в том числе по перечню услуг, оказываемых заявителем. Но пока эта практика у нас никак не меняется. Подвижек к тому особо нет, и те попытки, которые мы в своё время предпринимали по регистрации таких знаков для предприятий сферы услуг, не увенчались успехом.

Что должно случиться, чтобы в этой области что-то изменилось?

— Хороший вопрос. Причины здесь, скорее всего, субъективные. И, возможно, не хватает каких-то кейсов из Суда по интеллектуальным правам, которые бы поменяли эту практику. На самом деле хороших примеров из практики СИП, которые корректируют практику, довольно много. На мой взгляд, с появлением суда по интеллектуальным правам как конгломерата специалистов работать стало интереснее и несколько проще.

Сейчас в вашей практике встречается больше обращений, так или иначе связанных с ИТ? Условно: какой самый популярный запрос от клиентов?

— Защита софта. Никто не понимает, как это делать. Есть много стартапов, и государственное участие здесь довольно велико. Мы все переходим в режим автоматизации, компьютеризации, цифровизации. А всё это так или иначе связано с ПО. Эта сфера сейчас очень актуальна.

Часто обращаются с запросом о защите информации от утечек и копирования. Эта проблема в принципе характерна для отрасли с точки зрения режимов защиты конфиденциальной информации. Ещё вопрос — как это будет соотноситься с коммерческой тайной, и что же всё-таки нужно: режим конфиденциальной информации или коммерческой тайны.

Насколько важно юридической компании сегодня быть "открытой миру" и взаимодействовать, скажем, с аудиторией в сети? У Claims ведь даже есть свой подкаст, насколько знаю.

— Я пока не определил своего отношения к этому. Наверное, да, это важно. Но я пока не знаю, как к этому относиться, потому что мне не всё в этой связи нравится.

А что не нравится?

— Не нравятся тренды, когда продажа, в том числе юридических услуг, происходит через площадки в соцсетях. Мне кажется, это не всегда соответствует хорошему уровню качества. Нередко после красивых страничек в том же Instagram приходят клиенты, которые говорят, что там им не понравилось. Скорее всего, это характерно для любой сферы, и может быть это вовсе не тенденция, но такие примеры есть. Поэтому мне кажется, что тут нужно придерживаться какого-то баланса, и тем же маркетингом заниматься не только теми способами, которые проще, или потому что надо, а лишь при условии, что это действительно интересно.

Если нравится общаться с аудиторией, например, на уровне подкаста, как это происходит у нас, обсуждать какие-то интересные темы, которые были бы полезны для юридического или неюридического сообщества, то и основная цель маркетинга, связанная с продвижением услуг, под это ляжет, придёт сюда. Но мне не близка идея, что это нужно делать потому, что нужно. Например, есть TikTok, который набирает обороты, пользуется спросом и популярностью. Значит ли это, что юридической компании сейчас нужно вести TikTok? Если компания молодая, и нравится снимать видео и делать такой контент, это одно. Но когда компания будет принимать решение исходя из того, что это модно, популярно и нужно быть в тренде, мне эта идея не близка.

В целом, мне нравятся те активности, которые происходят в нашей компании, потому что они происходят от души. На это тратится огромное количество энергии и сил целого коллектива, и для меня важнее, что это происходит от души и на высоком уровне энтузиазма, а не только ради маркетинга.

Раньше учились, теперь уже сами преподаёте в СПбГУ. Что взяли от формата преподавания у своих "учителей", что привнесли своего?

— Мой преподавательский опыт стартовал в 2014 году и продолжается до сих пор, в том числе на уровне работы со студентами, которые не являются юристами. Формат довольно традиционный: семинары и лекции. Тут особо ничего не придумаешь, потому что и так нужно выполнять задачу, связанную с тем, чтобы преподнести сложное юридическое знание людям, не связанным с правом. И эта задача съедает очень много энергии.

Но с этого года у меня есть также магистерский курс на юридическом факультете для студентов, поступивших на программу по предпринимательскому праву. С ними у меня курс по пресечению недобросовестной конкуренции. Ранее с юридической аудиторией в рамках отдельного курса я не работал. Думаю, что буду отталкиваться от того, как будет реагировать аудитория, какой отклик я буду получать от неё и какой запрос.

Например, я понимаю, что от магистров-химиков, с которыми у меня второй год идёт курс по защите технических решений в сфере нанотехнологий и наноматериалов, даже семинарское занятие правильнее делать через повторение, обсуждение вопросов, озвученных на лекции. Им неэффективно давать какие-то практические задания, связанные с решением задач. Как мне показалось после экзамена год назад, не получилось дать им и теорию, которая бы хорошо усвоилась, став базой для применения на практике. Поэтому в этом году я пробую больше теоретизировать. А с магистрами-юристами, наверное, будет наоборот. С ними мне бы хотелось обсудить реальные проблемы, которые я обнаружил во время самостоятельного исследования этой темы. Это будет и теоретическая составляющая, и практическая.

Почему вы ушли из "Большой четвёрки"?

— Надо сказать, что это решение и связанный с ним опыт я обдумываю до сих пор — настолько он интересен и полезен. Ушёл я оттуда не один, а вместе с моими коллегами, среди которых сейчас нет случайных людей. Уходя из "Большой четвёрки", мы сразу договорились о совместном деле, которое с большим интересом развиваем по сей день. Это глобально связано со спецификой рынка и тех услуг, которые предоставляют компании "Большой четвёрки". Мы просто поняли, что необходимо включать в работу и оказывать услуги и другому рынку, другим компаниям и отвечать на другие запросы, расширять сферу приложения своего практического опыта. В этом смысле мы решили расширить свою практику и создали для этого отдельную площадку — Claims, которая функционирует только по тем правилам, которые мы для неё создали.

Были ли дела, от которых отказывались в последнее время?

— Я бы выделил несколько категорий таких дел. Первая связана со спецификой клиента. Бывает так, что на протяжении вашей совместной работы вы понимаете, что по тем или иным причинам друг другу не подходите, что-то не так. Что-то может быть не так с коммуникацией, или на уровне организации самого бизнеса. В таких случаях полезно понять, что, наверное, лучше расстаться друзьями и сделать это как можно раньше.

Второй и достаточно распространённый вопрос связан с конфликтом интересов. Когда на стороне оппонента компании, которая к тебе обратилась, твой клиент. Здесь понятно, что компания в силу профессиональных этических норм просто не может работать. Благо, круг юристов-профессионалов, с которыми ты взаимодействуешь, работаешь, дружишь, общаешься, довольно широк, и ты всегда можешь передать такой запрос кому-то из своих коллег, будучи уверенным, что всё будет нормально.

Ну и, наверное, стоит отказаться, если это не твоя специализация. Если ты занимаешься правом интеллектуальной собственности, наверное, не сильно хочется работать в далёких от неё сферах. Хотя она довольно широкая и можно разные найти проявления — при наличии времени я охотно соглашаюсь на работу в смежных областях.

Закон.ру пишет, что ваше хобби — фигурное катание? Вы зритель или непосредственный участник?

— Я правда там такое написал? Мне кажется, в какой-то момент я выпал из этой социальной сети. Да, это моё достаточно серьёзное увлечение уже где-то полтора года. Сначала я был зрителем. Но потом в какой-то момент случилось озарение, и я понял, что, наверное, для тех, кто не занимается на суперпрофессиональном уровне и не способен в силу возраста или навыков прыгнуть четверной прыжок, тоже есть место, где можно себя применить. Меня эта мысль посетила на нашем корпоративе в Сочи, где мы были в Олимпийском парке на катке. Я сел в самолёт обратно, поискал школу и нашёл прекрасный коллектив. Я пришёл на лёд и посмотрел, как проходит тренировка. Мне было интересно, как вообще это устроено — оказалось, что местами с очень серьёзным подходом, что меня привлекло. Поэтому полтора года я занимаюсь и индивидуально, и в группе. Я сделал даже одно пробное выступление, любительское, на уровне школы, и готовлюсь к соревнованиям. Они среди любителей тоже есть.