Страсть к улучшению — национальная болезнь: юрист года-2021

Сценарии результата

Почему вы выбрали для специализации именно корпоративную и арбитражную практику?

— В 2001-м, когда мы только начинали работу, юридический бизнес в России был в зачаточном состоянии и не было чёткого деления на практики. Постепенно рынок развивался и с опытом появилось осознание, в чём именно мы будем предоставлять наиболее качественную экспертизу, стали формироваться направления нашей работы — недвижимость, корпоративная, арбитражная практика, позже ГЧП и интеллектуальная собственность.

Управляющий партнер бюро Денис Качкин был фактически пионером развития ГЧП в России, получал образование в Америке, стоял у истоков формирования законодательства о ГЧП. В 2010 году к нашей компании присоединился третий партнёр — Дмитрий Некрестьянов, который возглавил практику по недвижимости. А я занимался тем, что нравится мне — сопровождением судебных споров и корпоративным правом. Такая сформировавшаяся триада существует до сих пор. Каждый из партнёров отвечает за свою собственную практику, свое направление бизнеса.

Есть ли дела, от которых вы отказываетесь по той или иной причине?

— Отказываться иногда приходится. Так как мы являемся адвокатским бюро, на нас распространяется законодательство об адвокатуре, в том числе правило соблюдения конфликта интересов. За 20 лет нашими клиентами стало достаточно большое количество крупных и средних компаний, и иногда нам приходится обращаться к ним за согласием на оказание правовой помощи стороне, которая в споре или сделке являлась для них контрагентом.

Если такого разрешения получить не удаётся, мы — вне зависимости от того, насколько нам интересен этот кейс с точки зрения гонорара или профессионального интереса, — отказываемся.

Это касается профессиональных препятствий. Что касается других случаев, на стадии подготовки проекта — будь это судебный проект, сделка или, например, сопровождение стартапа — мы всегда честно предупреждаем клиентов о возможных рисках и неблагоприятных последствиях. Юридическая помощь в том числе нужна для того, чтобы клиент понимал, как будет развиваться ситуация, если что-то пойдёт не так, каким образом нивелировать риски или избежать их. Если клиент, учитывая наши прогнозы, готов принять вероятные риски — мы идём дальше вместе. Но бывает, что клиент, например, считает, что мы слишком перестраховываемся и считает возможным самостоятельно двигаться вперёд, без нашей помощи и учёта нашего мнения.

Мы никогда не настаиваем на том, чтобы именно мы сопровождали проект, для нас гораздо ценнее наличие у клиента понимания возможных сценариев будущего и достижение желаемого результата.

Многие юристы дают комментарии для СМИ и ведут свои страницы в соцсетях. И вы тоже ведете эти страницы. Зачем это вообще делают юристы и зачем вы?

— Безусловно, формат ведения страниц в социальных сетях и причины, по которым их ведут, отличаются для разных поколений. Наше поколение, которое росло на кодексах в бумажном виде и вклеивало туда изменения в законодательстве, вырезанные из газет — в меньшей степени воспринимает социальные сети как некий инструмент маркетинга, скорее это инструмент общения. Сейчас можно не видеть человека лично несколько лет, но быть в курсе его жизни. Одновременно с этим, социальные сети и работа со СМИ — хорошие инструменты для построения личного бренда и бренда бюро, в котором работает юрист. Со своей страницы можно донести до большого количества людей желаемую информацию, свидетельствующую о высоком уровне экспертизы, профессиональных заслугах, мероприятиях, повысить рейтинг компании для потенциальных соискателей. У нас в компании существуют формализованные правила, которых придерживаются сотрудники при ведении соцсетей (особенно тех, где в профиле указано место работы). Мы стараемся уделять этому отдельное внимание, в том числе на внутренних семинарах, так как в первую очередь любые высказывания вовне могут напрямую влиять на репутацию.

Мои личные аккаунты в соцсетях разделены. Аккаунт в Instagram закрытый, а в подписчиках люди, которых я лично знаю. Facebook — наиболее популярная сеть у бизнес-сообщества и основное общение происходит там.

Бизнес в нисходящем тренде

Насколько в России развит инструмент медиации и меняется ли он?

— Очень своевременный вопрос: в последние несколько лет мы видим настоящий бум медиации. Меняются законодательство, подход к образованию медиаторов, сфера применения этих услуг. На сегодняшний день мы находимся на этапе, при котором медиация становится повседневным и естественным спутником жизни бизнеса. Даже государство готово прибегать к услугам медиаторов не только применительно к горизонтальным гражданско-правовым отношениям, но и к вертикальным публично-правовым, например, во взаимоотношениях с вовлечением налоговых органов. Безусловно, здесь есть некое лукавство, потому что государство в любом случае не откажется от тех налогов, которые должны поступить в казну, но при этом может идти речь о дополнительных условиях, рассрочках, предоставлении дополнительного времени, снижении расходов на сопровождение судебных споров, отсутствие негативных для бизнеса рисков в виде блокировки счетов и денежных средств на них.

Сам факт того, что государство готово использовать такой инструмент в публично-правовых отношениях, заставляет верить, что у медиации успешное будущее. Безусловно, в нашей стране все благие начинания могут закончиться совершенно внезапно, чему мы неоднократно были свидетелями, столкнувшись с налоговой амнистией, возвратом капиталов и иных инициатив.

Будем надеяться, что медиация, как один из достаточно удобных и комфортных инструментов, будет использоваться повсеместно, и культура бизнеса будет повышаться, что далеко не все сразу же будут идти судиться и конфликтовать.

С чем чаще всего связаны споры бизнеса и государства?

— Их огромное количество. Я скорее не могу представить ни одну форму взаимодействия бизнеса и государства — будь то публично-правовые обязанности, госконтракты или взаимоотношения с компаниями, в которых есть государственный капитал, где не возникали бы конфликты.

Бизнес в России научен горьким опытом и не верит обещаниям государства, с подозрением воспринимая даже те правила игры, которые определяют, казалось бы, достаточно понятный порядок взаимоотношений. Неоднократно правила игры, установленные на какой-то длительный период времени, вдруг менялись либо начинали применяться совершенно по-другому. Бизнес был бы рад взаимодействовать по понятным неизменным правилам, во время выполнения которых ты не получишь какие-то дополнительные требования и обязательства, а, иногда, и уголовное преследование. Но пока это, к сожалению, не так.

Какой процент дел бизнесу удаётся выигрывать? Это вообще возможно?

— Если речь идёт о публично-правовой плоскости, процент выигрыша бизнеса статистически находится в нисходящем тренде и ежегодно уменьшается. Если мы говорим о достаточно паритетной гражданско-правовой плоскости (различные госконтракты, требования, связанные с выплатой штрафов, неустоек), тут ситуация гораздо оптимистичнее. Зачастую бизнесу удаётся доказать свою правоту. Главное — не стать за время отстаивания своей позиции фигурантом уголовного преследования.

Как из рога изобилия

Как меняется за последние 10 лет практика, связанная с банкротством?

— Банкротство становится всё более популярным. Первое время это был инструмент, которым пользовались, чтобы избежать уплаты кредиторам своей задолженности. Постепенно институт банкротства развивался, менялось законодательство — оно до сих пор меняется, и ошеломительными темпами. Ещё более быстрыми темпами меняется практика применения соответствующих норм.

Сейчас мы можем совершенно точно говорить о смене тренда за последние несколько лет на прокредиторский уклон. Законодательство и суды гораздо чаще рассматривают кредиторов как потерпевшую сторону, которую фактически лишили денег, имущества, которое им причиталось, рассматривая банкротство как компенсационный механизм для кредиторов — не только с точки зрения самой компании-должника, но и с точки зрения контролирующих должника лиц. Мы видим существенное увеличение случаев привлечения к субсидиарной ответственности не только непосредственно контролирующих лиц (условного генерального директора, члена совета директоров и условного участника), а действительных бенефициаров.

Это в целом хорошо. Плохо то, что постоянно меняются правила, и компания, которая, например, в силу объективно тяжёлого экономического состояния в стране, старается доступными ей механизмами остаться на плаву или улучшить свою финансовую ситуацию, через 3–7 лет оказывается в ситуации, когда дружная команда управленцев, пытавшихся вытащить её из трудного положения, тем же составом оказывается привлечённой к субсидиарной ответственности по долгам.

Должен быть баланс и единообразная судебная практика, на которую могли бы ориентироваться и потенциальные интересанты, принимающие управленческие решения, и сопровождающие банкротные споры юристы, и, самое главное, кредиторы — те, кто кровно заинтересован в получении своих денег от компании, попавшей в сложное финансовое положение. Постепенно эта ситуация налаживается и устоявшиеся правила формируются, но это достаточно долгий процесс.

Что-то есть в законодательстве о банкротстве, что нужны было бы улучшить — причём какие-то понятные, очевидные вещи?

— Такое ощущение, что страсть к улучшению — наша национальная болезнь. И у неё две стороны медали: польза от перманентных улучшений и негативное влияние нестабильности правил.

Как говорится, два юриста — три мнения. Мы все как юристы можем предложить множество разных идей и попытаться довести регулирование до совершенства, но лучшее — враг хорошего. Давайте зафиксируем то, что есть и попробуем разумный длительный срок пожить в этих правилах.

Разумный — это сколько? Три года? Пять?

— В нашей стране горизонт планирования в 3 года — очень оптимистичный. Все меняется очень быстро, но в целом, когда мы говорим про некую стабильность оборота, 5-10 лет – срок, в течение которого бизнес может встать на ноги, раскрутиться и выйти на какую-то прибыльность или хотя бы окупаемость. Если в течение этого срока забирают льготы, или привлекают к ответственности, или увеличивают налоги, или меняют практику применения законодательства, становится невозможно вести бизнес. Вместо того, чтобы заниматься своим делом, бизнес пытается угнаться за изменениями в законодательстве. Правила регулирования деятельности, введение проверок контролирующих органов — разные требования сыпятся как из рога изобилия. Когда же это, помимо траты времени, выливается в дополнительные финансовые расходы, говорить, что государство поддерживает малый и средний бизнес, становится сложно.

Борьба за глаза

Вы были председателем ГЭК на юрфаке. Как вам эта университетская затея с внешними экспертами? И как вам молодые юристы?

— Интересно, что сейчас, как и 20 лет назад, из всего количества выпускаемых юристов меньше половины хотят связать свою жизнь с полученной специальностью. Мы ежегодно проводим стажировки и игровые судебные процессы, участвуем в работе экзаменационной комиссии, знакомимся с большим количеством студентов на базовой кафедре "Качкин и Партнёры" в НИУ ВШЭ, и статистически картина не меняется. Процент действительно талантливых, классных ребят, которые увлечены юриспруденцией, составляет примерно 3–5%. И за эти горящие глаза и потенциал идёт очень большая борьба.

"Качкин и партнёры" исполнилось 20 лет. Вы как-то это праздновали?

— Пандемия, к сожалению, внесла коррективы в наши планы — до последнего мы планировали отпраздновать юбилей полётом на шарах в Каппадокии, но границы так и не открыли. В качестве нового маршрута был выбрал Калининград, и мы не прогадали — влюбились в янтарные пляжи Балтийского моря, провели несколько классных тимбилдингов и получили отличный заряд позитивных эмоций.

Как вы формулируете основные достижения компании?

— В самом начале пути мы сформулировали, каким критериям должны соответствовать, определили, что главным для нас будет предоставление экспертизы высокого качества и постоянное развитие.

В кризис 2008-го юридический рынок достаточно сильно схлопнулся, сложные условия закалили нас, помогли быстрому росту, и в 2010-м мы смогли существенно превысить результаты достижения целей, которые ставили перед собой. В том же 2010 рейтинг Право.ру присудил нам награду как лучшей региональной юридической компании России. С каждым годом мы убеждаемся в верности выбранной модели поведения — в сложные периоды мы не складываем руки и ждем, что же будет, мы понимаем, что настал момент возможностей и прикладываем все усилия, ресурсы, время, чтобы использовать сложившуюся ситуацию для дальнейшего роста.

Безусловно, чтобы стоять на месте, надо бежать быстро, но, чтобы двигаться вперёд, надо бежать ещё быстрее. Сейчас нам 20 лет, значимые международные рейтинги по результатам исследований юридического рынка присуждают нам высшие оценки в ключевых практиках, а партнёры Бюро отмечены среди лучших экспертов в отраслях права в индивидуальных рейтингах. Мы понимаем, кто мы и зачем работаем, кто наш клиент и наши сотрудники, как мы себя позиционируем, как себя ведём, как выстраиваем свою юридическую стратегию.

Когда у тебя есть хорошая репутация и уважение среди коллег — это дорогого стоит. Можно описывать любые успешные кейсы на сайте и сколь угодно красиво комментировать в СМИ, создавая определённый образ компании, но все усилия могут быть нивелированы одной простой фразой твоего коллеги, который скажет клиенту: "Это какие-то непонятные люди, не стал бы их рекомендовать".

Юридический рынок очень узкий и все друг друга знают, так называемое сарафанное радио работает отлично. И когда клиенты приходят по рекомендации других юристов, когда тебя советуют твои коллеги, значит, твоя компания действительно уважаемая.

Вы упомянули бег, как у Алисы. Ваша компания организует благотворительный забег Legal Run. Вы сами в нём участвуете?

— Уже много лет мы поддерживаем этот масштабный проект в Петербурге. В 2019 году в забеге участвовали 600 человек и было собрано более 1 млн руб., которые были направлены в фонд на оказание помощи тяжелобольным детям.

Последние два года из-за пандемии Legal Run проходил в форме флешмобов, и мы всем офисом участвовали — кто-то бежал, кто-то болел и поддерживал. Очень здорово, когда участники профессионального сообщества объединяются, чтоб помочь тем, кто в этом нуждается.