Исправление несовершенств внешности для многих является шагом к уверенности и стартом нового этапа в жизни. Неудачная операция означает отмену мечты либо повторное вмешательство.
И оно предполагает ещё более высокую степень ответственности пластического хирурга, но главное — максимум опыта, знаний и мастерства. Искусством исправить ошибку или неточность коллеги по цеху обладают единицы. Сложные случаи в реконструктивной хирургии тоже доверяют только тем, кто готов осуществлять уникальные операции и принимать нестандартные решения, не прописанные в "учебниках". О том, почему в Петербурге — несмотря на растущую популярность услуги как таковой — всё ещё недостаточно специалистов высокого класса, "ДП" пообщался с Денисом Агаповым, главным врачом клиники эстетической медицины DEGA, к.м.н., членом Общества пластических и реконструктивных хирургов, членом Европейской академии лицевой пластической хирургии.
Денис Агапов, главный врач клиники эстетической медицины DEGA, к.м.н., член Общества пластических и реконструктивных хирургов, член Европейской академии лицевой пластической хирургии
Можно ли говорить о том, что сегодня растёт востребованность во вторичных операциях?
— За счёт того, что сама по себе пластическая хирургия активно развивается, увеличивается количество операций в принципе. Как следствие, чаще появляется необходимость в каких-то корректирующих вмешательствах. То есть вторичных операций действительно становится больше. Но в относительном выражении их не так много. А в абсолютном — да, стало больше. Но не потому, что хирурги стали хуже оперировать. Просто чаще.
И здесь другая сторона вопроса: стало намного больше пластических хирургов. Раньше таких специалистов практически никто не готовил — это чаще всего были самородки, которые появлялись благодаря институтам красоты в Москве и Ленинграде. Сегодня такой диплом через 2 года после получения образования по специальности и интернатуры может получить практически любой доктор. И в 2015 году вузами у нас было выпущено пластических хирургов больше, чем общих. Произошёл некий умеренный перекос. И все эти люди предлагают свои услуги, у них есть сертификаты — но опыта у них может быть немного. Поэтому в результате их активной деятельности, к сожалению, появляются пациенты, которым требуется корректирующее вмешательство.
Это две основные причины увеличения вторичных обращений к пластическим хирургам: больше операций и больше докторов без наработанного опыта. Кроме того, школа пластической хирургии в России пока набрала не все возможные обороты.
А вторичное омоложение тоже можно отнести к пулу таких корректирующих операций?
— Надо не путать вторичные и повторные вмешательства. Вторичные — происходят на фоне какого-то негатива, когда что-то сделано не так и это надо исправить. А повторные — когда снова пришло время.
Людей, которые следят за собой, всегда было достаточно. И сегодня на повторные вмешательства приходят те, кого я оперировал 15–20 лет назад.
Многое изменилось в области омоложения за эти 15–20 лет?
— Нет. Появилась, скажем, эндоскопическая методика как таковая, большее понимание патогенеза старения, чуть лучшее понимание анатомии слоёв лица. С другой стороны, доктора, работающие уже много лет, имеют больший опыт коррекции различных вариантов возрастных изменений — и, как следствие, предлагают не одну методику, которую пытаются адаптировать под все случаи, а формируют индивидуализированный под пациента план. Что, несомненно, даёт эстетически более хороший и долговечный результат.
А сама аудитория меняется?
— Нет: женщин больше, мужчин меньше. И сегодня есть люди в возрасте до 30 лет, которые хотят сделать омоложение. Но если раньше мы не могли им предложить эндоскопические методики в силу того, что врачи ими не очень хорошо владели, то сейчас у нас есть такая возможность. Кому-то этого бывает достаточно, чтобы избежать разрезов на открытых участках лица и шеи.
Хотя если сопоставлять 1998–1999 годы, когда я начинал практиковать, и текущий момент — трансформировалось отношение к пластической хирургии: это стало больше обыденностью, а не чем-то эксклюзивным. В конце XX века чаще обращались те, для кого это было насущной необходимостью или навязчивой идеей. Сейчас стало намного больше людей, которые воспринимают пластическую хирургию как возможность повысить качество своей жизни: "я вполне успешен, могу выглядеть лучше и позволить это себе". И сегодня они составляют основную массу пациентов клиники DEGA.
Ведёте статистику, с какими случаями чаще приходят на вторичную операцию?
— Здесь могу говорить только о своей практике. Поскольку я больше всего оперирую носы и лицо — с такими задачами и приходят. Появляются пациенты, которым требуется переделать грудь, живот, интимную пластику, сделать вторичную липосакцию, липомоделирование. Но таких обращений меньше. Здесь скорее срабатывает эффект сарафанного радио: меня знают как эксперта высокого класса в пластике носа, лица и шеи. А так, конечно, самое большое количество переделываемых операций в категории "увеличение груди". Ринопластика — порядка 15% от общего числа вторичных вмешательств. Омоложение — процент будет зависеть от запроса и времени, прошедшего после первичной операции.
Если говорить о вторичной ринопластике — какова основная причина обращений?
— Доктора могли бы, но не учли некие особенности. Это как раз история про одну методику, которой врач хорошо владеет, — и он её адаптирует ко всем ситуациям. Иногда это бывает невозможно. Чаще пациент боится идти к тому же доктору, который проводил первичную операцию, ищет другого. Когда он приходит к нам, в клинике DEGA мы изучаем, как ткани реагировали, что случилось, понимаем проблему — и начинаем её решать. Да, вторичные операции сами по себе сложнее, но с точки зрения выбора метода иногда бывают проще. Потому что уже было использовано "право на ошибку" — и мы понимаем, что и почему не сработало.
Что относится к категории сложных случаев в реконструктивной ринопластике?
— Чаще всего это пациенты, у которых было уже много операций. Нередко они пытались обойтись "малой кровью". А в итоге — надо делать большую опорную конструкцию, возможно, двухэтапную операцию: разводить её на формирование опоры и кончика носа, с последующей реконструкцией спинки носа, может быть, потребуются пересадка кожи и другие манипуляции. Кроме того, есть небольшое количество пациентов, которым в детстве устраняли врождённые дефекты (например, расщелину верхней губы и нёба), и теперь они хотят скорректировать эстетический результат. Также часть статистики — случаи с утратой носа в силу опухолевых процессов или травматических деформаций.
Клиника в последние месяцы столкнулась со сложностями, например, из-за проблем с логистикой? Поток клиентов не сократился?
— Немножко дороже стал расходник — приблизительно на 15%. Но всё, что надо, у нас есть. Пациенты, которые раньше тратили деньги на выездной туризм, сейчас стали больше "вкладывать в себя". Те, кто раньше уезжал к пластическим хирургам за границу, остаются здесь и оперируются у нас. Поэтому у нас уменьшения оборотов не случилось. В нашей клинике идёт постепенный прирост активности. Растём по оборотам потихонечку — порядка 10–15% в год, но уверенно.
