Об энергорынке, который мы заслужили, – Константин Симонов, основатель и генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности
Что происходит с глобальным энергетическим рынком сегодня и можно ли вообще назвать его рынком де–факто после санкций и обрыва контактов, введения ценовых потолков и подрывов газопроводов?
— Конечно нельзя — с одной стороны. Да, 2022–й был годом издевательства над энергетическими рынками. Началось всё с заявления Евросоюза о сокращении потребления российского газа на 101,5 млрд кубометров, которое было прямым разрешением для европейских компаний нарушать контракты с "Газпромом" (иначе этого показателя было точно не добиться). Далее — запреты на поставку нефти в западные страны, механизм предельных цен, взрывы на "Северных потоках". Фактическая национализация структур "Газпрома" в Германии и Польше, например… Одним словом, это антирыночные и варварские меры насилия. Но это, повторюсь, с одной стороны.
С другой — рынок–то работает. И именно в этом оказалось наше спасение. Главный парадокс 2022 года: Россию, которую традиционно обвиняли в процветании госкапитализма и в том, что её рыночные институты работают ни шатко ни валко, с точки зрения внешней торговли спас старый добрый закон спроса и предложения. Да, пришлось давать дисконты Индии и Китаю на ту же нефть, но по деньгам мы закрыли 2022 год с очень хорошим результатом. Значит, цена продаж была неплохой.
Конечно, привычные рыночные механизмы ломаются, но какие–то остаются — и работают в нашу пользу. Возможно, теперь на обломках удастся создать новые правила по старым лекалам. Кто–то же должен нефть страховать, перевозить, должна быть понятная система ценообразования. Ключевой вопрос для нас в том, где будет эта биржа. В Петербурге, Пекине, Нью–Дели, Дубае? Я надеюсь, что мы сумеем выйти из этой ситуации с рыночными механизмами, которые позволят нам зарабатывать.
Константин Симонов
Европейский подход "Кто угодно, кроме России" вообще жизнеспособен? Смогут ли иные поставщики заместить российские ресурсы при текущем спросе?
— С точки зрения нефти — да, поскольку это рыночный товар. Отказ Европы от российской нефти привёл к перенаправлению поставок. Когда ОПЕК+ сократила добычу нефти, ЕС стал пылесосить рынок и та же Саудовская Аравия забрала часть нефти с других рынков и направила в Европу. В те ниши, откуда ушли саудиты, устремилась российская нефть. Этакий процесс великого переселения нефти по планете. Рыночный процесс, запущенный нерыночным варварством.
Справились европейцы и без российского дизеля, но как? Российские нефтепродукты идут на североафриканские рынки, а те наращивают поставки будто бы нероссийского дизеля в Европу. Часть поставок остаётся чисто российской и, не нарушая никаких санкций, трансформируется за счёт схем с переработкой, свопами. Серый сегмент борт–о–борт совсем незначительный.
С газом сложнее, и здесь европейцы создали проблемы и себе и нам. Понятно, что перенаправить такие объёмы трубопроводного газа оперативно невозможно, а ЕС произвёл замещение примерно на 75%. Конечно, Европа не замёрзла этой зимой и всерьёз этого ждать было глупо. Но ЕС выбрал стратегию сокращения потребления газа вообще, а это очень тяжёлый удар по их экономике. Задачу дать газ в коммуналку Европа выполнит, но для местной промышленности это будет тяжелейшим ударом. Да, определённый запас прочности есть, но если регулярно биться головой о стену, даже самый крепкий лоб может треснуть. На мой взгляд, европейские чиновники этого не понимают, а бизнес боится возразить. И зря.
Как сейчас, спустя год после введения механизма оплаты российского газа в рублях, выглядят расчёты с иностранными покупателями? Появились ли партнёры из новых стран, которые изначально отказались следовать этим условиям?
— Мы все помним обвинения от европейцев после введения рублёвого механизма расчётов. Многие закричали: "Россия нарушает контракты, это безобразие". Хотя, если разобраться, никакого нарушения контрактов не было. Европейские компании должны были просто открыть два счёта в Газпромбанке: на первый поступала бы валюта, а банк сам её конвертировал бы в рубли. Цель была в том, чтобы обезопасить доходы "Газпрома" от ареста за счёт быстрой конвертации. Механизм оказался толерантным для покупателей, и это правильно. Я весь этот год говорил, что мы должны бороться за наше место на рынке, и то, что мы так удачно перенаправили свои нефтяные поставки в Азию, не означает, что можно спокойно отдать весь европейский рынок США.
В общем, схема была достаточно комфортная, но истерика началась по политическим причинам. Громче всех протестовали Польша и Болгария. Но, по некоторым сведениям, Болгария вернулась к покупке российского газа, стыдливо промолчав об этом факте. Иронично, но даже после откровенных терактов на "Северных потоках" тем не менее 10 европейских стран продолжают потребление российского газа.
Турция тоже продолжает и даже наращивает. Как вы оцениваете идею создания там газового хаба?
— Турция сегодня зарабатывает на функции посредника. В 2022 году резко увеличился экспорт нашей нефти туда, и понятно, что дальше она в разных видах идёт в ЕС. Что касается газа, "Турецкий поток" работает без эксцессов, это и привело к идее создания турецкого хаба.
Чтобы он состоялся, нужны два условия. Первое — чтобы на границе Турции и ЕС было не только российское предложение. Это должен быть рынок с определёнными объёмами газа: азербайджанскими, а может, иранскими или туркменскими. Второе условие — согласие европейской стороны. В его получении лично я не сомневаюсь. ЕС прекрасно знает о своповых поставках российского газа, но закрывает на них глаза. Классическая схема — Азербайджан, который покупает газ у "Газпрома" на внутренние нужды и за счёт этого наращивает поставки своего газа в Европу. Все всё понимают. И у Евросоюза в конечном счёте не будет другого выбора, как согласиться на хаб в Турции. Но это непростой проект, который требует смелости и действий со стороны поставщиков.
Россия делает явную ставку на СПГ, и похоже, что основной его поток планирует направить в Китай. Нужен ли Китаю российский газ в таких количествах, как было заявлено по итогам встречи двух лидеров в Москве (100 млн тонн СПГ в 2030 году)?
— Конечно, не вся энергетическая стратегия России строится исключительно на производстве СПГ. Хотя бы потому, что сейчас не ясно, в какие сроки и будет ли создана российская технология крупнотоннажного производства СПГ. Проекты, которые реализуются сейчас (к примеру, "Арктик СПГ — 2"), — скорее, попытка достроить уже начатые заводы в рамках импортных технологий.
Правительство называет показатель производства СПГ в 100 млн тонн к концу десятилетия. Но это означает, что должно быть реализовано достаточно большое количество заявленных заводов. Все зависит от того, как быстро мы будем импортозамещаться в этом сегменте. И вопрос не только в технологиях сжижения: нужны СПГ–танкеры, развитие Северного морского пути для поставок, а вместе с этим ледоколы, которые сопровождают танкеры, и т. д.
То, что 100 млн тонн отправятся в Китай, скорее всего, было красивой фигурой речи в связи с визитом Си Цзиньпина. Просто посчитаем: 100 млн, заявленных к производству к 2030 году, — это продукт не только новых, но и уже существующих предприятий. Я сильно сомневаюсь, что весь СПГ, например, с "Сахалина–2" полностью пойдёт в Китай. Конечно, Китай — ёмкий рынок, но всё–таки играть в монопсонию достаточно опасно. Преимущество СПГ перед трубопроводным газом — именно в гибкости и диверсификации поставок, и продавать его в одну страну было бы неразумно.
Меморандум "Газпрома" о сотрудничестве с иранской NIOC — тоже "фигура речи"? Иран, например, в конце 2022 года заявил, что поставит России 40 газовых турбин, но Минпромторг опроверг существование такой сделки. Есть ли в энергетическом сотрудничестве с Ираном перспектива?
— Технологическое партнёрство с Ираном в энергоотрасли можно обсуждать, но рассматривать как поставщика недостающих технологий не совсем верно. Производство турбин для России — сейчас болезненный вопрос, но это более реалистичная задача для отечественного машиностроения. У нас есть ГПА "Ладога", хоть и с импортными компонентами, но технология–то есть, докрутить можно.
Ключевой момент нашего интереса к Ирану может быть связан с газовыми свопами. Если бы мы могли организовать поставки на север Ирана, он мог бы поставлять свой газ в Пакистан и Индию с месторождений на юге. На север тащить газопроводы Ирану тяжеловато, а мы могли бы эту нишу закрыть и договориться об освоении крайне перспективного низкого рынка. Но тут всё снова упирается в политику: у Ирана давно был план сооружения газопровода на юг, который столкнулся с яростным сопротивлением США.
Сырьевая экономика подвержена частой критике, однако держится даже в условиях эмбарго. На ваш взгляд, переориентации российской экономики не случится никогда? И насколько это вообще плохо, когда сырьё лежит в основе развития страны?
— Проблема российской экономики вовсе не в том, что у нас есть сильный нефтегазовый комплекс. Это огромное достоинство. Он не совсем гладко, но во многом выдержал санкционный удар, и это видно сейчас хотя бы по несбывшимся прогнозам годовой давности. Сырьевой комплекс — это источник денег, рабочих мест, импульс развития собственных технологий и т. д. Нет никакого сырьевого проклятия. Это миф, который нам давно пытаются внушить как изнутри, так и снаружи. США являются крупнейшей нефтегазовой экономикой мира. И это вовсе не проклятие, потому что помимо углеводородов у них есть много чего ещё.
Главная ошибка наших экономических стратегов в том, что они убеждены — структурные изменения возможны только путём уничтожения сырьевой экономики. Простая мысль: нужно создавать остальное не вместо, а вместе с сырьевой отраслью.
Почему же не строили? И начинаем ли строить сейчас?
— Наши нефтяники в своё время послушали американских консультантов, внушивших им простую мысль: "Ребята, ваша задача вытащить нефть из недр и доставить её в порт — а дальше у нас всё отлажено. Вот вам греческий судовладелец, он вашу нефть отвезёт куда нужно. Вот вам швейцарский трейдер, он вашу нефть продаст кому нужно. Вот вам London P&I Club, он вашу нефть застрахует. А вот вам нефтяная биржа в Нью–Йорке, Сингапуре или Лондоне, там можно узнать цены швейцарского трейдера в долларах и получить нефтяные фьючерсы". Кстати, пожалуй, самое удивительное для меня в сегодняшней истории санкций — то, что под соусом "отмены" России США стали наносить фундаментальные удары по рынку, который сами же формировали под себя.
Но вернёмся к тому, что мы получили за эти годы: многие наши компании отказались от трейдинга, собственного страхования у нас не возникло, советское наследие в области судостроения фактически оказалось доедено. А где наше ценовое агентство, национальный консалтинг, где наше стратегическое целеполагание в области нефти, свой Energy Outlook? Почему последний танкер, способный перевозить хотя бы 1 млн баррелей в сутки, мы произвели в 1970–е годы?
Сегодня мы видим какие–то телодвижения. Появляются свои истории с трейдингом. Правда, не в России, а поближе к рынкам: Bloomberg пишет о появлении шести загадочных трейдеров в Дубае и Гонконге, которые торгуют российской нефтью. Я очень надеюсь, что Bloomberg прав и за ними стоит российский капитал. Наши компании осознают, что торговать нефтью, перевозить её, страховать можно самостоятельно. Понятно, что есть некая робость от угрозы санкций. Но я не устаю повторять: вокруг сырьевого комплекса России можно сформировать огромное количество смежных успешных отраслей. Надеюсь, сейчас какие–то выводы по этому поводу будут сделаны поневоле.