Сколько могут стоить две буквы, мы, скорее всего, узнаем совсем скоро: отставленный, но не вполне отпущенный муж владелицы крупнейшего маркетплейса на этой неделе подал документы на регистрацию товарного знака, совпадающего с аббревиатурой, уже давно, хотя и неофициально ассоциирующейся с торговой площадкой. Помимо прочего в этой истории привлекает внимание факт, что одним из доказательств права на буковки заявитель считает то, что они представляют и его собственные инициалы.
Ситуация, когда имя человека становится инструментом продаж, вообще и этически, и юридически интересная. У нас на глазах один банкир пытался доказать, что актив свой продал, а вот имя нет. Не доказал. Впрочем, как выяснилось, новым владельцам банка имя его было не особо и нужно — вопрос принципа.
В Петербурге, с его претензиями на звание интеллектуальной столицы, проблема именного маркетинга приобретает культурно–исторический разрез. Особенно в общепите. Пока прагматичная Москва наполнялась однотипными "рёберными" и "раковыми", смело игнорируя физиологичность терминов, Петербург осваивал "духовку". Мы стали покупать шаверму в "Вертимском", заказывать еду в "Достаевском", а по слухам, есть ещё и "Бутербродский".
Собственно, игра масскульта (а маркетинг, безусловно, масскульт) с классикой была, наверное, всегда. Но раньше, ей–богу, получалось как–то изящнее. В незапамятные времена на площади Тургенева бок о бок работали ресторан "Му–Му", одёжный, кажется, магазин для всей семьи "Отцы и дети" и лавочка подарков к праздникам под названием "Накануне". Последнее вообще гениально.
Ныне нейминг прямее и проще, всё больше на созвучиях и просторечиях. А художники прошлого — не миноритарии маркетплейса: защитить своего имени не смогут. Лет двадцать назад правнук Фёдора Михайловича, помнится, пытался судиться с лотереей, разместившей на билетах портрет прадедушки, — проиграл.
Впрочем, классикам защита особо и не нужна, они, как говаривал Бегемот, бессмертны. А вот как этот культурный ландшафт, формируемый неуёмной фантазией пиарщиков, отразится на ныне живущих, это мы ещё посмотрим.
Не исключено, что дети, которым мы объясняли, что Бетховен — это композитор, а не сенбернар, будут вынуждены безуспешно втолковывать уже своим отпрыскам, что Достоевский пишется не через "а".
