Новый гендиректор музея–заповедника "Петергоф" Елена Кальницкая рассказала о том, как будут зарабатывать дворцы, что водку можно пить по-разному и об эффективности фонтанов.
Первое, что на посту генерального директора
музея–заповедника "Петергоф" сделала Елена Кальницкая, — отменила платный вход в
туалеты Большого дворца. Дальше думает над тем, как повторить это на территории
парков. Она считает, что музей обязан самостоятельно зарабатывать, но не любыми
путями.
Елена Кальницкая: Современный музей мирового уровня — а
Петергоф, безусловно, музей мирового уровня — может себе позволить многое — быть
несерьезным, завлекать посетителей не только художественной коллекцией, но игрой
и карнавальным действом на грани шоу, рекламировать себя внутри и вне страны,
даже проводить корпоративные вечеринки, но он не может быть мелочным и
провинциальным.
"ДП": Каким должен быть музей XXI века?
Е.К.: Это сложный, многофакторный организм. Он включает в
себя и понимание актуальной художественной концепции, и взвешенное восприятие
каждого посетителя, и совершенно иное отношение к людям, которые в этом музее
работают. Невозможно платить человеку 4 тыс. рублей и ждать от него
креативности. В штате музея–заповедника 1400 человек, и около 40% получают
именно такую зарплату. Причем не на банковскую карту, а через кассира, который
обходит свой участок и выдает деньги буквально из холщовой сумки.
Мы — в пригороде, это многое объясняет. В штате музея есть
даже машинистка, а на балансе — три пишущие машинки. Здесь очень сильны традиции
— это хорошо и плохо… Здесь есть люди, которые по 30 лет из года в год
обихаживают одни и те же клумбы. Сегодня мне придется объяснять им, что для
того, чтобы выросла зарплата всех сотрудников, нам придется хозяйствовать
по–новому, постараться привлечь коммерческие структуры, организовать "малые
предприятия", которые заключат договор с музеем на эксплуатационное обслуживание
зданий и территорий.
Тогда я смогу использовать ограниченный зарплатный фонд на
меньшее количество штатных единиц,
увеличив оклады научным сотрудникам, а из средств на
хозяйственные нужды оплачивать садовников и сантехников, и их зарплата тоже
будет достойной. Но для этого люди должны не только мне поверить, но и научиться
работать в совершенно новых для себя реалиях.
"ДП": А как вы ощущаете себя в новых реалиях, в новых, видимо
значительно больших, финансовых потоках?
"ЕК": Финансирование музея–заповедника
"Петергоф" меньше, чем Русского музея. Объектов гораздо больше —
104, территория гораздо больше — площадь парков — 115 га. Бюджет музея — 170 млн
рублей, вдвое больше музей зарабатывает самостоятельно.
Еще по федеральной адресной программе "Ораниенбаум"
изначально запланировали 800 млн на реставрацию Большого Меншиковского дворца,
но сейчас бюджет секвестировали из–за кризиса и пока обещают на 2009 год только
500 млн.
Архитектурные памятники Ораниенбаума нуждаются в очень
серьезной реставрации. Фонды ораниенбаумского музея находятся в крайне тяжелом
состоянии. Но раз было принято и осуществлено решение об объединении
Ораниенбаума с Петергофом, который успешно развивается, будем работать.
Наверное, правильно теперь и назвать наш музей — объединенный заповедник
"Петергоф — Ораниенбаум".
Первое образование у меня техническое. Поэтому я стараюсь
вникать во все детали производства. Да, музей — это своеобразная фабрика по
производству красоты и радости… Управляется она пока во многом по законам
прошлого века, буду внедрять систему современного музейного менеджмента.
Я пришла в Эрмитаж 30 лет назад техником–нормировщиком по
мелкому ремонту. В моем подчинении были два слесаря. Директором Михайловского
замка я была 18 лет, вместе со своими коллегами восстановила его практически из
руин. Начинать пришлось с выселения 17 коммерческих структур, а из Георгиевского
зала — городского ломбарда. Состояние замка с провисшими потолками и
покосившейся церковной колокольней было угрожающим… Мне кажется, что я понимаю
работу музея изнутри, причем всех его отделов.
"ДП": И финансами будете управлять самостоятельно?
"ЕК": Не совсем. Я привела с собой профессионального
экономиста высочайшего класса, с которым проработала в Русском музее 15 лет. Мы
доверяем друг другу и понимаем друг друга с полуслова.
А с прежним персоналом находите понимание?
"ЕК": Не сразу, не со всеми, но это нормально в такой
ситуации. Пришел новый начальник, явно нацеленный на изменения. Это пугает. С
людьми необходимо разговаривать. Нужно объяснять всем сотрудникам свои цели,
задачи, тактику.
"ДП": Сможете поговорить с каждым?
"ЕК": Нет, конечно, очень нужны менеджеры среднего звена,
но, прежде чем отыскать подходящего из огромного количества предложений, которые
­обрушились на меня, приходится много разговаривать. Мне коллеги по
Михайловскому замку подарили на память песочные часы, чтобы следила за временем,
и весы, чтобы взвешивала каждое слово. Со временем совсем плохо.
Намек не принимается. Скажите, пожалуйста, на что ориентирован
маркетинг и будущее развитие музея? Нуждается ли Петергоф в продвижении, или
достаточно его теперешней известности?
"ЕК": Мне кажется, недостаточно. Музей–заповедник необходимо
продвигать и в стране, и за границей. Нужна продуманная рекламная кампания,
чтобы о музее говорили "из включенного утюга". Но не музей должен платить за
это, а размещение нашей рекламы на своих носителях должно считаться честью. Нам
необходимо создать Общество друзей музея–заповедника, как это делается во всех
крупных мировых музеях.
"ДП": Будете проводить корпоративы в дворцовых стенах? Начнут
говорить за спиной, что в музее пьют водку.
"ЕК": Водку ведь тоже можно пить по–разному. Важно, где
пить, с кем и сколько… Если крупная международная корпорация проведет прием в
стенах Большого дворца, пожертвовав в фонд музея значительную сумму, приведет в
Общество друзей руководителей других крупных компаний — это на благо развития
музея. Его имиджа. Дворцы ведь строились для балов и приемов. Мне бы хотелось
придать музейному комплексу больше имперского блеска.
"ДП": Кризис как–то повлиял на будущую стратегию музея в плане
самостоятельной деятельности?
"ЕК": Безусловно. Основные договоры у нас заключаются в
начале года. И по сравнению с январем 2008–го наблюдается падение почти на 60%
заключенных договоров с иностранными и российскими турфирмами.
Это серьезный знак. Ведь основной наш заработок и был от
посетителей за 4 месяца, когда работают фонтаны. Здесь есть о чем задуматься. Но
ведь главное конкурентное преимущество музея–заповедника — его пространства и
дворцы, и совсем не обязательно ориентироваться только на массовый культурный
туризм, можно параллельно попытаться развивать деловой.
Если создать технически оснащенный зал на 1500 человек для
проведения международных конференций мирового уровня, которого в Петербурге пока
нет, то открывается пространство для развития MICE–туризма (MICE — Meetings,
Incentive, Conferences, Exhibitions — деловой туризм. — Ред.). А это огромная,
до сих пор не занятая ниша международной конгрессной деятельности.
Если подключить Ораниенбаум, то главное конкурентное
преимущество Петербурга — его пригородные дворцы будут задействованы достаточно
активно. Нам не надо будет строить небольшие залы для проведения сателлитных
симпозиумов. И подобные мероприятия вовсе не обязательно организовывать в сезон
работы фонтанов.
Если проводить их за месяц до официального открытия или
осенью после закрытия, то при хорошей погоде мы могли бы запускать фонтаны
специально для участников конгресса. Представляете, сколько позитивных эмоций
наш музей–заповедник сможет предложить своим гостям, когда в их честь специально
включают фонтан "Самсон"! И с безопасностью на ограниченной охраняемой
территории гораздо проще.
"ДП": И когда эти планы будут реализованы?
"ЕК": Не скоро, начинать нужно с сантехников и садовников.
Задача превращения сегодняшнего музея–заповедника в музей ХХI века долгая и
сложная. Но вместе мы с ней обязательно справимся.
Бесплатные туалеты — это только начало. Но музей, как и театр, начинается с вешалки…
Бесплатные туалеты — это только начало. Но музей, как и театр, начинается с вешалки…
Борис Мазо