Слова порой запоминаются не меньше дел, особенно в отсутствие дел. "ДП" попытался провести контент-анализ того, что за годы владения ядерным чемоданчиком сказал Дмитрий Медведев.
Рассказав на последнем заседании Госсовета, почему свобода лучше несвободы, уже через 3 дня на встрече с активом "Единой России" Дмитрий Анатольевич заявил, что никогда не был либералом по своим убеждениям. Тем самым он не просто подвел итоги своего президентства, но одним махом перечеркнул всю свою прежнюю риторику и прежний демократический имидж, пусть отчасти и приписанный ему симпатизирующей частью избирателей.
Публичная деятельность Дмитрия Медведева с того самого момента, как он появился в медийном поле в качестве преемника Путина, вызывала скорее любопытство, чем интерес. Последний обычно обусловлен жизненными потребностями человека, а не поверхностной нуждой в новых впечатлениях, как любопытство. Но с жизненными потребностями работа Медведева соотносилась мало. Единственное, чего можно было гарантированно ожидать от него все эти годы, - это какой-нибудь новой выходки или нового словечка. Переименование милиции, отмена поясного времени и 100-ваттных лампочек, ноль промилле и бадминтон - вот что останется в памяти избирателей, в первую очередь благодаря раздражению, пережитому обществом и нашедшему выход в интернетном остроумии. Концепцию четырех "и", семи постулатов, пяти основных направлений развития не вспомнит никто - они выпали из поля зрения и фольклором не обросли.
Удивительно, что при этом Медведев почти 3,5 года - до 24 сентября 2011 года - пользовался заметным кредитом доверия и моральной поддержкой определенной части общества. Возлагавшиеся на него надежды не оправдались, и это стало ясно довольно быстро, но все же общество с готовностью подхватывало и обсуждало его инициативы. Причиной тому стала именно риторика Медведева - новая и подчеркнуто гуманистичная.
Речь вдруг зашла о создании государства с человеческим лицом. После того как Путин решил глобальные задачи и стабилизировал положение в стране, государство вспомнило о проблемах частного человека, о его комфорте, удобстве, безопасности и благосостоянии. Именно свои частные интересы видел гражданин в речах Медведева о национальных проектах, модернизации экономики, развитии технологий, борьбе с коррупцией - против засилья чиновников в частной жизни.
Жаль, что внимание президента к повседневности гражданина вылилось в фиксацию на мелочах. Жители России настолько устали бороться с унылой государственной машиной, что с радостью поддержали президента - борца с системой. Тем более что он в каждом выступлении говорил о своем частном жизненном опыте, пытаясь приблизиться к гражданам, встать на их сторону в борьбе с безликим государственным началом, от которого сам дистанцировался, и очень редко говорил о себе как о президенте, зато обещал сделать Россию "комфортной для жизни страной". В войне гражданина и государства президент был на стороне гражданина, рисуя гуманистическую утопию электронного правительства, отмены визового режима с Европой, пенсионной реформы и реформы здравоохранения. Этот образ старательно поддерживали СМИ, в него очень хотелось верить, в нем очень не хотелось разочаровываться, расставаться с иллюзией. Так человек любит не другого человека, а свою любовь к нему.
Фигура Медведева существует все это время только как отраженная и преломленная общественным сознанием. Каждый мог увидеть в Медведеве ровно то, чего хотел: на пустое место легко накладываются ожидания.
Человек, у которого нет четких внутренних убеждений, который колеблется в каждом слове, стремится соответствовать этим ожиданиям вплоть до заискивания перед всеми общественными группами сразу. Поэтому никогда нельзя было понять, к какой всетаки аудитории обращается Медведев, на чью поддержку рассчитывает.
Кому предназначалось последнее интервью телеканалам, он, кажется, точно не знает и сам. Политологи высказали диаметральные мнения: Медведев то ли обращался к консервативной части общества, судя по нежеланию обсуждать дело Pussy Riot, то ли, судя по множеству высказанных им комплиментов в адрес митинговавших, пытался продолжить диалог с Болотной площадью. Правда, пожелание не делать икону из Навального вовсе не было комплиментарным.
Почему именно так, а не иначе выглядело последнее выступление на Госсовете, тоже сказать затруднительно: оно было отвлеченным и содержало, как всегда, мало конкретных рецептов и много призывов к лучшему будущему.
Наивная попытка обобщить достижения русской философской мысли в нескольких абзацах странного рассуждения, странного спора с несуществующим оппонентом, в результате которого Медведев доказывает аксиому "свобода нужна": "Мне странно бывает слышать досужие рассуждения на тему: нужна ли вообще нашему народу свобода? Или - готовы ли российские граждане к свободе? А также о том, что у нас особый национальный характер, что больше свободы мы ценим порядок, стабильность и предсказуемость. Конечно, национальная специфика всегда влияет на все общественные институты, есть она и у нас. Но абсолютно несправедливо, просто унизительно считать Россию нацией, неспособной к свободной жизни".
Выступление, преподнесенное как некая идеология государства, наказ на будущее (для кого? для Путина?), перекликается с программной статьей 2009 года "Россия, вперед!", примерно те же пункты содержались в экономической программе, впервые сформулированной Медведевым в феврале 2008 года на Красноярском форуме. О свободе и коррупции, о судах и образовании, о жилье и пенсиях. Местами оценки и устремления разных лет друг другу противоречат, местами дублируются чуть ли не дословно, так что трудно отличить цели от результатов. И, хотя сейчас Медведев констатирует некоторые успехи и признает некоторые неуспехи, делается понятно: большая часть воза и ныне там.
Но одно безусловное достижение гуманитарной мысли на Госсовете было названо: "Демократия больше не является бранным словом. Ее престиж восстановлен, а перспективы в нашей стране гарантированы". А кто совсем недавно сделал это слово бранным в рамках кампании "лихие девяностые"?
Владимир Путин частенько называет президентство работой, но при этом лукавит, преуменьшая свою роль в создании нынешней идеологической системы.
Медведев действительно работал президентом, он и говорит как так называемый эффективный менеджер, его речь - это речь рядового белого воротничка, но не президента огромной страны, и за годы президентства она не стала более весомой и глубокой. Чем "работодатели, по сути, сразу же дадут сигнал, какие специалисты им нужны, куда они хотели бы вкладываться" 2007 года отличается от "если кто-то выходит на судью, судья сразу же пишет донос: на меня выходил либо чиновник, либо какой-либо из адвокатов" 2012-го? Вкладываться, давать сигнал, выходить на судью… Инновации, модернизация, нанотехнологии. Единственное, что поменялось в выступлениях Медведева, - он стал меньше спотыкаться при построении фразы, избавился от повторов, отработал интонации, то есть улучшил внешнюю форму, сохранив довольно-таки унылое содержание и манеру цепляться к мелочам. Очень похоже на поведение все того же менеджера, который создает иллюзию деятельности, но в действительности усердно перекладывает бумаги и на любой вопрос отвечает: "Мы этим занимаемся".
На фото: Президент вещал около двух часов на десяток теле-радио-каналов из российской "Кремниевой долины", где должен появиться центр инноваций "Сколково"
Гладкие, технологичные объяснения, исполненные здравого смысла, в которых забавно накладываются представления о невозможности и долженствовании одного и того же. Можно сравнить "Что такое реформа суда - выгнать судей? Но суд - это непрерывное производство. Отправление правосудия должно происходить каждый день. Выгонять нельзя… Откуда брать других?" или "Если за любое событие отправлять министра в отставку, то мы никогда не наберем нормальной команды, потому что мы с вами знаем, в каких условиях работает страна…" Надо делать так, должно быть так - но, сами видите, никак. Проблема коррупции столь же гладко отведена от чиновников и перенесена в бытовую плоскость - среди врачей и преподавателей. Ни одной остроумной реплики.
Рассуждения Медведева существуют как бы в культурном вакууме, вне контекста, в плоскостных координатах лексики и грамматики, но без третьего измерения, без объема, который могли бы дать образность, остроумие или эрудированность. Текст есть - подтекста нет. Да и сам текст многословен и перегружен актуальными менеджерскими словами: "команда", "эффективность", "вызов" и все такое прочее. Хрестоматийные цитаты, ни одного риторического приема для украшения или углубления мысли - ничего такого, за что можно было бы зацепиться эмоционально или интеллектуально. Поскольку все правильно, предсказуемо и поверхностно, то даже самые свежие идеи начинают звучать как "Волга впадает в Каспийское море". И все те слова, которые казались политическим откровением, от частого повторения в тривиальной подаче утратили смысл и превратились в пародию на самих себя. Пожалуй, еще несколько лет нельзя будет всерьез произнести "модернизация", "инновации" или "нанотехнологии". В любом случае, Владимир Путин этими словами и не пользуется.
