В Москве 16 апреля будут вручены "Золотые маски". Мария Ревякина, генеральный директор самой авторитетной театральной премии в России, рассказывает dp.ru, как в России можно работать без коррупции.
"Маску" принято называть высшей театральной наградой России, однако такой ее статус нигде не зафиксирован. Гречневая каша сама себя хвалила?
— Мне кажется, высшей наградой ее постепенно признало профессиональное сообщество. Премию учредил Союз театральных деятелей, в первый раз ее вручали в 1995–м как московскую, но потом география расширилась до всей страны, и премия справедливо называется национальной — это слово важно: любой театр, независимо от того, работает он в столице или в маленьком городке, имеет право выдвинуть свой спектакль.
Каковы юридический статус и бюджет "Маски"?
— Дирекция премии и фестиваля — автономная некоммерческая организация. С самого начала "Золотую маску" финансово поддерживал Минкульт, позднее он стал соорганизатором премии вместе с СТД. Потом подключилось и правительство Москвы. Расходная часть бюджета — 214 – 215 млн рублей, все зависит от того, какая сформировалась афиша фестиваля. Весь год экспертные советы смотрят спектакли, в ноябре мы объявляем результаты их открытого голосования — и начинаем считать. Конкурсная программа, разумеется, обязательна, а внеконкурсная — спектакли, которые не номинированы, но их рекомендовали показать в Москве, — может быть секвестирована, если мы видим, что не хватает денег на конкурс. По масштабу, охвату участников и затратам "Золотая маска" — один из самых крупных культурных проектов России.
Люди театра знамениты своей мнительностью, обидчивостью, даже скандальностью. Случалось, руководители театров демонстративно отказывались от участия в "Маске". Как вы выходите из этих ситуаций?
— Конечно, периодически возникают проблемы — кто–то говорит: не тех выдвинули, не тому дали. Наверное, так будет всегда: у каждого и критика, и практика есть любимые режиссеры, любимые театры, это нормально. В том числе и у тех, кто работает в "Маске", но показывать это ни в коем случае нельзя. Наша задача как организаторов процесса — лавировать между совершенно разными творцами. Это как работа дипломатов. Нам равно дорог любой театр, попавший в список номинантов. Увы, скандалы случаются: когда руководителя театра подогревают и он не может абстрагироваться от влияния лиц, которые обязательно хотят скандала. Но потом проходит время, эмоции успокаиваются, и человек понимает, что это не его персонально выдвигают или не выдвигают, а спектакль, всех его создателей, которые, конечно, ни в чем не виноваты. Таких случаев все меньше — думаю, благодаря абсолютной открытости всей нашей работы.
Понятно, что на членов жюри можно влиять: друзьям не запретишь звонить им перед заседанием. А на "Маску" в целом можно как–то повлиять?
— Нет. Абсолютно нет. Очень давно, может быть, лет двенадцать назад, случались попытки некоторых работников Минкульта: обратите внимание на такой–то спектакль, мы бы хотели, чтобы такой–то спектакль попал… Было сложновато, потому что приходилось отказывать. Да, собственно, а как на нас можно влиять? Все проекты — внеконкурсная программа, Russian Case, зарубежные гастроли — составляются только с экспертами. Уж не говоря про конкурс — это вообще святое. Для нас принципиально, что это мнение не тех, кто работает в "Маске", а тех, кто весь сезон отбирает и кто "жюрит".
То есть в насквозь коррумпированной стране можно обойтись без коррупции?
— А каким образом нас можно коррумпировать, я не понимаю? Не знаю, как выдвигают на разные кинопремии, на тот же "Оскар" от России, но у нас жюри обновляется ежегодно более чем на две трети, экспертные советы — на 50%. Может быть, на их членов и влияет кто–то из друзей и коллег, но все они ясно понимают, что это их решения и они несут за них ответственность. Мы в последние годы на наши пресс–конференции приглашаем не только председателей экспертных советов, но и их членов, чтобы они объясняли профессиональному сообществу, почему тот или иной спектакль номинирован или нет.
Режиссер Валерий Фокин считает, что Россия потеряла репутацию в мире и единственное, что может ее восстановить, — культурная экспансия…
— Валерий Владимирович абсолютно прав! Недавно я разговаривала с Даниилом Дондуреем, нашим ведущим социологом в сфере культуры, и он тоже признает: с российским кино в мире сейчас совсем плохо, остались только два конвертируемых продукта — музыка и театр. Мы с 2000 года вместе с Минкультом стали проводить такие проекты. Тогда случился полный коллапс всякой гастрольной деятельности, экономическая разруха, и мы поняли, что необходимо привозить в регионы лауреатов и номинантов "Маски", чтобы там видели полноценные спектакли, а не одну только антрепризу. Кроме того, больше 10 лет в рамках фестиваля "Золотая маска" мы проводим Russian Case: с помощью наших кураторов составляем программу, куда входят не только конкурсные спектакли, то есть премьеры прошлого сезона, но и совсем свежие работы, приезжают 80–90 продюсеров, директоров театральных фестивалей и отбирают что–то для себя. В прошлом году на Эдинбургском фестивале директор Королевского шекспировского театра говорила мне, что именно благодаря "Маске" узнала, что такое современный русский театр. Следствием этой работы стало то, что еще 9 лет назад Эстония первой попросила привезти целую программу, потом к ней присоединились Латвия и Литва, и фестиваль "Маски" в странах Балтии стал регулярным, нас ждут, билеты раскупают за пару дней.
Кто финансирует эти проекты?
— Паритетно министерства культуры России и принимающей стороны, а также культурные представительства этих стран. В Израиле 1,5 года назад журналисты и зрители говорили, как устали от третьесортных антреприз из России и как благодарны нам за то, что мы привезли настоящий театр. Помню, в Эстонии за месяц до нашего приезда начались все эти события с "Бронзовым солдатом" — и мы, естественно, беспокоились, но мне позвонил эстонский министр культуры: ни о чем не думайте, приезжайте, для нас это архиважно! И было, как всегда, замечательно: переполненные залы, овации — несмотря на то что в Эстонии новые поколения зрителей уже не говорят по–русски. Мы встречались с главой Россотрудничества Константином Косачевым — он тоже понимает, что Россию в мире могут уважать прежде всего за культуру. При этом немецкий Институт Гете, Британский совет, Французский институт — все последовательно продвигают свое искусство на наш рынок. А у России в этой сфере нет никакой осмысленной государственной политики, если что и происходит — благодаря усилиям отдельных энтузиастов вроде нас.
