Последние 25 лет петербуржцы раз за разом не дают властям и девелоперам уничтожать не только ценную старину, но и рядовую дореволюционную застройку. Историк Лев Лурье - о том, что делать с дворцами, особняками и министерскими зданиями Петербурга.
Шел по Конюшенной площади и без всякой радости смотрел на спасенные от перестройки Стасовские конюшни. Отеля не будет, очень хорошо. Скорее всего, возникнут руины.
Самые острые городские проблемы в Петербурге — не зарплата врачей скорой помощи и не вопрос о том, кто сбил малайзийский боинг, а нерушимость старого Петербурга. Мы беспокоимся о прошлом больше, чем о настоящем.
В 1902 году Александр Бенуа опубликовал знаменитую статью "Живописный Петербург". Вслед за европейским (прежде всего французским) начинается наш родной петербургский пассеизм, неприятие уничтожения построенного между Петром Великим и Николаем Первым.
В советское время идеи Александра Бенуа неожиданно приобрели политический смысл. Идеология сохранения, готовность пойти на карьерный риск, чтобы старые стены стояли, стала важнейшей составляющей петербургского регионального сознания. Недаром первая большая антиправительственная демонстрация в СССР произошла в Ленинграде весной 1987–го в связи с попыткой снести гостиницу "Ленинградская", бывший и нынешний "Англетер".
С тех пор прошло больше четверти века. Городская повестка осталась неизменной. Петербуржцы раз за разом не дают властям и девелоперам уничтожать не только ценную старину, но и рядовую дореволюционную застройку. На улицу выходят и из–за башни "Газпрома", и из–за ничем не примечательного дома Рогова. И, надо сказать, наученный горьким опытом Смольный дует на молоко, понимая, что именно здесь и содержится главная городская политика.
Перетягивание каната между алчными застройщиками и суровыми градозащитниками не решает, однако, коренных городских задач. Происходит вечная борьба нанайских мальчиков, правда, один симпатичный, а другой — совсем нет. Проблема современного Петербурга в том, что его колоссальный исторический центр (15 000 дореволюционных зданий) был создан не для нас, современных жителей мегаполиса. Мы живем в декорациях, построенных для других актеров. Военные городки для 16 гвардейских полков, великокняжеские и императорские дворцы, особняки вельмож, огромные министерские здания — что с этим делать?
Идеалистические представления о том, что во всех дворцах и особняках можно устроить музеи, — утопия. Город не может построить ни одного дома культуры, купить слона в зоопарк. На Смольный надеяться нельзя. Частный инвестор? Бывают удачные случаи. Непонятно кем и каком основании приватизированный Дворец работников просвещения (Юсуповский дворец) превратился в процветающий туристический объект. В Шуваловском дворце миллиардер Виктор Вексельберг разместил вполне достойный музей изделий Фаберже.
История реконструкции императорских конюшен поучительна потому, что градозащитники, справедливо боровшиеся за то, чтобы чудесные стасовские галереи не превратились в квартиры для московских петербуржцев, одновременно обрекли конюшни на постепенное умирание, возможно, окончательное. Только консервация этого здания обойдется в 1,5 млрд рублей. Эти деньги город сегодня не даст точно, а через 5 лет они уже, скорее всего, не помогут. Всякий новый потенциальный арендатор или собственник будет помнить печальный опыт братьев Зингаревичей и на рискованный объект не пойдет. Три главные напасти, угрожающие старому городу, — консерватизм общественного мнения, алчность застройщиков, полное отсутствие воображения и воли у городских властей. Международный конкурс?
