Рецензия на фильм "Франкофония"  

У Сокурова уже был один фильм про музей — про Эрмитаж, "Русский ковчег" (2002). Нынешний фильм посвящен Лувру, главному музею Парижа. Вообще Сокуров по–особенному относится к музеям. Ему кажется, что эти глаза на портретах XVI–XVIII веков в Лувре "смотрят на нас", и без этого взгляда невозможно понять нас самих. Музей из объекта престижа со временем превратился в самоцель, в сверхцель, в самый смысл человечества, замечает Сокуров. А иначе — без памяти — какой смысл?.. Но основной сюжет в фильме — история Лувра во время оккупации Парижа (1940–1944). Парадоксальная во всех смыслах история.

Два главных персонажа — Жак Жожар, директор Лувра, и немецкий искусствовед–историк граф Вольф Меттерних. Который формально — представитель страны–захватчика, но по сути вместе с Жожаром спасает музей от разграбления (главные ценности Лувра были вывезены в шато — загородные дома и замки Франции еще в 1939 году — и во время войны не пострадали).

Сокуров подробно описывает их первую встречу — немец и француз пьют кофе, говорят по–французски — и все это время между ними происходит бессловесный поединок. Тонкая шахматная игра — на уровне глаз, жестов, молчания. Оба при этом служат не только государству, но и искусству. Потом Сокуров коротко напомнит про судьбу нашего Лувра — Эрмитажа — во время войны, где все было несравнимо грубее и проще. Где тоже, конечно, думали о спасении ценностей — но главной ценностью была, безусловно, борьба с захватчиком, защита города и страны от врага.

Можно сказать, что это фильм–размышление о ценностях — о том, как представление о них может меняться в зависимости от обстоятельств. Сокуров признается, что не хотел бы оказаться перед выбором, перед которым оказался директор Лувра. Но это вовсе не обличительный памфлет в духе "крах европейских ценностей", какие у нас научились делать за последние полтора года. Мало того, Сокуров повторяет, что Россия — сестра Европы. И что мы все время нуждаемся — даже помимо собственной воли, не отдавая себе в этом отчета, — в Европе как в зеркале, как в некоем Другом.

По залам Лувра Сокурова сопровождают два духа, словно сошедшие с картин, — Наполеон и Марианна (символ Французской республики). Наполеон все время повторяет — "это я", а Марианна — "свобода, равенство, братство". И слишком уж навязчиво, двусмысленно это звучит — "свобода, равенство, братство" — в свете только что рассказанной нам истории. Нет ли тут скрытой авторской иронии? Конечно есть, куда без нее. Невозможно обойтись без иронии — хотя и скрытой за подчеркнуто уважительным, сочувственным тоном, — когда говоришь о чужой свободе.

Слова "размышляет", "говорит", "замечает" — вовсе не метафора; Сокуров действительно весь фильм говорит за кадром — редкость в российском кино. Это попытка затеять разговор, вступить в диалог — пусть и заочный. Может показаться, что Сокуров задает все эти вопросы самому себе, но это не так. Он, кажется, все–таки знает ответы. Нельзя и сказать, что задает он эти вопросы "воображаемому собеседнику". Собеседником его скорее являются абстрактные понятия — законы человеческого существования, история, культура… Интересно в этой связи было бы услышать и ответ — примерно на ту же тему, в том же жанре, с тем же хронометражем. Из Европы. Тогда бы действительно получился диалог.