Рецензия на спектакль "Крещенные крестами"

Это одно из бесчисленных удивительных словечек Эдуарда Степановича Кочергина: людва — не просто люди, но (слышите? оттенок в самом звучании слова) соединенность человеческих особей как биологического вида, составляющего часть прочей природы. А "помоганец" и "помоганка" — фонетика превращает нейтрального помощника в засранца, а помощницу — в поганку. Или оцените максиму (вызывающую у меня восторг): "Кому — татор, а кому — лятор". Изречение сие, по словам Кочергина, начертано было на стене карцера бывшей омской тюрьмы, в войну превращенной в детприемник для отпрысков врагов народа.

Эдуард Кочергин — один из лучших сценографов второй половины XX века, легендарный главный художник БДТ, оформивший почти все великие спектакли Товстоногова. И, как открылось уже довольно давно, изумительный прозаик. Его — сам он их называет — "рассказы рисовального человека" пластичны поразительно: мы будто видим кино, а не буквы. Но притом фантастичны — красочная лексика, точный гибкий синтаксис переводят реалистические картины в тон сказа, притчи.

Необыкновенна судьба Кочергина: от беспризорного детства через страшные мытарства, без которых в России невозможно — она ведь для них и создана, через учение, работу, совершенствование таланта — к огромному мастерству художника и душевной умудренности. Странно было бы театру к этой судьбе не обратиться — и странно, если б это не был родной театр Кочергина, Большой драматический.

В БДТ спектакль по книге "Крещенные крестами" поставил еще один многоопытный мастер, ровесник автора Вениамин Фильштинский. А Кочергин, ясное дело, оформил. Малая сцена сама по себе предполагает простоту декораций, но здесь — "последняя простота". Дощатый слегка наклоненный к нам помост, сзади на высоте вагонных колес — тоже дощатые плоскости, с одного края — эмблема советских железных дорог, с другого — надпись "20 т". Это боковина вагона, состоящая из раздвижных дверей. В образуемых ими темных страшноватых проемах периодически кто–то исчезает. И они же служат экраном, на котором — тянущийся за окном поезда бесконечный горестный российский пейзаж. Еще есть черные табуретки — и больше ничего.

Все внимание актерам. Их пятеро (и голос Геннадия Богачева в фонограмме). Причем двое — ученики профессора Фильштинского, у троих другая школа, но Вениамин Михайлович — выдающийся педагог, и ансамбль слажен на славу. Лидирует в нем Руслан Барабанов — он безупречно точен и выразителен, изображая многочисленных персонажей, от пародийного Сталина до жуткого воспитателя–садиста по кличке Крутирыло и до казахского аксакала, пригревшего двух пацанов, бежавших из приемника и пробирающихся на север на перекладных. Быстрые легкие зарисовки — так, чтобы мы узнали персонажа. Помогают элементы костюма: все одеты по бедной послевоенной моде, в потертой обуви, но перемены шапок–сапог обозначают разных героев. Быть нам с ними недолго, события road movie несутся со скоростью порожнего товарняка, где схоронился малек Степаныч прозвищу Тень, как раз и данному ему за способность прятаться.

Фильштинский вот какой фокус устроил. От автора поочередно представительствуют все. Но кто бы в этот момент ни произносил "я", внутренне соглашаешься: молодые актеры до конца присвоили рассказываемую ими трагическую историю ребенка, полную чудовищных испытаний, лютой жестокости, мук буквально апокалиптических. Трагическую вдвойне — оттого, что ребенок воспринимает все это как естественный ход событий: таково мироустройство. Присвоили — а теперь она проникает во всех нас. В людву.