Место Владимира Чурова на посту председателя ЦИК, скорее всего, займет Элла Панфилова. Редактор "ДП" Борис Мазо решил разобраться, действительно ли роль главы ЦИК является ключевой в возможности сфальсифицировать итоги выборов.
Главная новость первого месяца весны — сменит ли системный либерал, очаровательная блондинка Элла Памфилова бородатого волшебника и всеобщего нелюбимца Владимира Чурова на посту председателя Центральной избирательной комиссии. Прогрессивная общественность почему–то расценивает назначение Памфиловой вместо Чурова как намерение Кремля успокоить общественное мнение перед выборами в Госдуму.
Почему–то роль председателя ЦИК считается ключевой в возможности сфальсифицировать итоги любых выборов, а особенно выборов 2011 года, после которых оппозиции удалось провести огромный митинг протеста и ненадолго повеяло ветром перемен. Можно подумать, что нет кучи промежуточных комиссий и подкомиссий, в которых можно нарисовать любые удобные действующей власти цифры. Можно подумать, что электорат любой оппозиционной партии значительно превышает статистическую погрешность. Можно подумать, что на российском политическом пространстве действует мощная поддерживаемая широкими народными массами оппозиция, угрожающая власти при самых честных–пречестных выборах.
Вообще–то интересно, что в России сильнее — личность, приходящая на ту или иную властную должность, или кресло, в которое приходится садиться совершенно адекватному в прежней жизни человеку, с его самыми фантастическими связями, обязательствами и противовесами.
Великий и могучий русский язык предлагает много вариантов пословиц, поговорок, банальностей, подходящих к любому событию: власть меняет человека, у страха глаза велики, не садись не в свои сани, а вы, друзья, как ни садитесь… Но сегодняшняя реальность такова, что властная вертикаль выстроена столь тщательно, столь неприступно и непоколебимо, что без воли наиглавнейшего ничего никогда не изменится.
Читайте также:
Ангела Меркель
Радикалы трижды ударили по Ангеле Меркель
Странно, но у меня уже было очень похожее чувство в конце брежневской эпохи и периода гонки на лафетах, что ничего никогда не изменится… Однако надо же, как все поменялось в одночасье.