"ДП" разобрался в том, как следует и не следует реконструировать памятники

Безусловно, Новая Голландия — самый большой и интересный в новой истории Петербурга проект по реконструкции и приспособлению к новой функции памятника архитектуры. В то же время как можно и нужно восстанавливать здания, а как нельзя — вопрос для Петербурга, мягко говоря, не праздный.

Пережитые городом в прошлом веке политические катаклизмы, среди которых перенос столицы в Москву, привели к тому, что огромное количество зданий неоднократно лишались своих обитателей, и сейчас их необходимо приспосабливать к новым функциям. И даже те, которые продолжают жить в старом качестве, как, скажем, Гостиный Двор, все равно нуждаются в переменах, чтобы соответствовать требованиям времени.

Три пути

В деле реконструкции памятников можно идти несколькими путями. Первый — консервативный, когда здание восстанавливают по фотографиям и чертежам, желая привести его как бы в первоначальное состояние. Такова была ленинградская традиция, сложившаяся во время послевоенной реконструкции загородных императорских резиденций, и во многом она поддерживается до сих пор. Подобный подход был распространен по большей части в Восточной Европе и, несмотря на кажущуюся бесспорность, имеет целый ряд недостатков. Стремясь скрыть следы времени или насильственных разрушений, мы только с одной стороны следуем правде, а с другой — перевираем историю, стремясь вычеркнуть какие–то ее страницы.

Современный европейский принцип реконструкции заключается в том, что вмешательство должно так или иначе быть визуально легко отличимым от подлинных частей постройки. К тому же то, как здание выглядело 100 лет назад, очень часто не соответствует сегодняшним потребностям. Например, если мы имеем дело с музеем, то правила хранения и экспонирования объектов входят в прямой конфликт с желанием оставить неизменным оригинальный интерьер.

На рубеже XX и XXI веков в Европе была популярна реконструкция с использованием резких контрастных приемов. Знаковые проекты в этом отношении принадлежат Норману Фостеру, дополнившему разрушенное во время войны здание Рейхстага стеклянным куполом. Немецкий парламент не потерял, а приобрел в изяществе, а сам купол стал символом воссоединения Германии и конца поляризации Европы. Стекло имеет то очевидное преимущество, что резко выделяется на фоне исторических стен из кирпича, камня или штукатурки и в то же время, будучи визуально легким материалом, не оттеняет их.

Тем не менее есть и третий, компромиссный, но и самый сложный путь — это поиск деликатной архитектуры, которая не воссоздавала бы памятник буквально, но следовала бы его контексту соблюдением заданных в нем ритмов и пропорций, использованием традиционных материалов вроде дерева или кирпича или созданием более сложных ассоциаций, видимых или метафорических. Для консервативного Петербурга такой вариант кажется идеальным, но в нем есть принципиальная сложность: тут не может быть никаких заранее известных правил, точный образ каждый раз приходится искать интуитивно.

Реальность

Проблема Петербурга в первую очередь в том, что у нас нет ясного видения перечисленных альтернатив. Городом владеет идея тотального историзма, а так как он по разным практическим причинам невозможен, результат часто получается более вредным, чем если бы мы заведомо допускали большую свободу. Плохи не столько мансарды и прочие вторжения в облик старых зданий, сколько то, что эти изменения часто не осмыслены художественно, да еще и технически выполнены вовсе не на том уровне, которого ожидаешь от города со столь богатой культурной традицией. Надстройка над домом Лобанова–Ростовского (гостиница Four Seasons) могла бы выглядеть уместно, будь ее появление осмыслено более тщательно. Бороться не за чистоту жанра, а за качество как задумки, так и исполнения, чем в Петербурге часто пренебрегают.

Бывает и так, что, создавая исторические параллели, архитекторы забывают про функциональную составляющую. В реконструированном Главном штабе основной недостаток, ощущаемый посетителями, заключается в невозможности элементарно ориентироваться в здании. На этом фоне рассуждения о том, красива ли большая анфилада, теряют весомость.

Есть простой рецепт выхода из ситуации — стараться чаще приглашать для работы над реконструкцией зданий европейских архитекторов. У них больше опыта, лучше развита фантазия, и, вопреки распространенному убеждению, они умеют гораздо деликатнее обращаться со стариной. Пример Новой Голландии в этом отношении должен стать вдохновляющим.

Михайловская дача

Петербург («Студия 44»)

«Студия 44» — абсолютный рекордсмен в Петербурге по количеству реализованных и запланированных проектов реконструкции исторических объектов: Восточного крыла Главного штаба, Михайловской дачи, сейчас — Манежа Кадетского корпуса, а в планах бюро такие важные городские объекты, как Гостиный и Апраксин Двор. Притом что Главный штаб и с точки зрения удобства, и с точки зрения бережного отношения к старой архитектуре не был удачей, волей–неволей ищешь причину в том, что Никита Явейн долгое время возглавлял КГИОП. Приспособление Михайловской дачи под кампус Высшей школы менеджмента — интересный проект в том отношении, что предполагает довольно резкое вторжение в сами здания и в строительство новых сооружений на территории комплекса. Какие–то со­временные корпуса сделаны в сдержанном североевропейском стиле, в других используются сплошные остекления. Со старой архитектурой не найдена ни рифма, ни контраст. Смущает, однако, больше всего то, что по европей­ским меркам и визуально, и технически все это соответ­ствует стилю трехзвездочной гостиницы. К сожалению, относится это не только к новым сооружениям, но и к интерьерам старых.

Рейксмюзеум

Амстердам (Антонио Крус , Антонио Ортис , Жан–Мишель Вильмот )

Здание самого большого и богатейшего музея Нидерландов построено в конце XIX века в эклектичном стиле. Богат­ство декора относилось не только к внешнему облику, но и к интерьерам.

На протяжении прошлого века в архитектуру музея неоднократно вносились изменения, в том числе были закрашены самые яркие рисунки на стенах и перекрыты внутренние дворы.

Масштабная рекон­струкция, которая началась в 2003 году и закончилась только в 2013–м, затрагивала в первую очередь экспозиции. Испанские архитекторы заново придумали планировку музея, а француз Жан–Мишель Вильмот работал над интерьерами выставочных пространств. Он пошел компромиссным путем.

Жан–Мишель Вильмот фактически создал еще один внутренний слой здания, представляющий собой современное дизайнерское оформление для произведений искусства. В то же время этот слой физически не затрагивает исторические интерьеры, так что в теории их всегда можно вернуть к первоначальному состоянию.

Для Петербурга Вильмот сделал проект реконструкции дворца Кушелева–Безбородко, где сейчас находится Европейский университет.

Дом Лобанова–Ростовского, гостиница Four Seasons

Петербург (Евгений Герасимов, Рафаэль Даянов (реставрация)

С приспособлением здания Огюста Монферрана под гостиницу связано немало споров — основное нарекание вызвали появление мансарды и снос флигеля во дворе. Тем не менее, так как здание является памятником, его исторические фрагменты в интерьерах были реставрированы, что часто означало полное восстановление с нуля.

В результате возникла некая двойственность: так как исторические части фактически новые, а остальной дизайн решен в традиционном эклектичном стиле, то отличить, что называется, подражание от оригинала не всякому под силу.

Что касаемо мансарды, то она сделана слишком топорно, и именно этим, а не фактом своего наличия значительно выбивается из классического облика монферрановского особняка.

Новый музей

Берлин (Дэвид Чипперфильд )

Здание Нового музея было по­строено в середине XIX века Фридрихом Августом Штюлером и считалось одним из самых интересных памятников архитектуры в Германии. Оно сильно по­страдало во время войны и до 1986 года простояло в руинах. Британец Дэвид Чипперфильд восстановил разрушенное крыло в кирпиче и с по­вторением ритмов оригинального здания, частично сохранив преж­нюю симметрию, но оставил новую часть без декора. Таким образом, он и гармонию не нарушил, и сохранил память обо всех сложных поворотах истории. Еще более сильное впечатление такое едва заметное перетекание из истории в современность производит в интерьере, где все, что хоть как–то сохранилось, тщательно законсервировано, а свежая архитектура, в том числе и главная лестница, не лишена классической сдержанности и основательности.

Бизнес–центр Quatro Corti

Петербург (Piuarch)

Итальянцы, наверное, единственная нация, для кого исторический контекст значит не меньше, чем для петербуржцев, они умеют относиться к нему бережно, не подражая, но и не разрушая. Франческо Фреза из бюро Piuarch к тому же поклонник русской культуры и знаток Достоевского.

В бизнес–центре на Почтамтской он создал гламурную версию легендарных дворов–колодцев. Четыре небольшие площадки, стены которых облицованы переливающимися стеклами, должны были стать общественными пространствами — в память о том, что настоящая жизнь старого Петербурга происходила как раз во дворах. Сейчас открыта только одна, так как здание целиком арендует компания «Газпром нефть». С мансарды над зданием открывается лучший в городе вид на Исаакиевский собор.

Замок Эстлей

Уорвикшир (Witherford Wotson Mann)

Замок когда–то принадлежал семье британских аристократов, потом в нем находился отель, но он сгорел в 1970 году, и с тех пор постройка успела основательно разрушиться. Архитектурное бюро Witherford Wotson Mann предложило сохранить руину в неизменном виде, а внутрь нее встроить кирпичный жилой дом так, чтобы частично использовать стены замка. Получилось, что новые помещения находятся там же, где когда–то были старые. Так как новые стены построены из одного материала со старыми, они не выделяются резко на их фоне. Проект получил премию Стирлинга.

Подобный подход хотят использовать при восстановлении комплекса Нижней дачи в Петергофе. Вопрос в том, удастся ли и там найти столь же аккуратное и ненавязчивое решение.