Наследник издательского бизнеса почти со 100-летней историей Кристофер Форбс рассказал "ДП" о влиянии СМИ, реакции на рейтинги самых богатых людей и о том, как он вместе с братом ради продолжения семейного бизнеса продал фамильную коллекцию яиц Карла Фаберже, впоследствии оказавшуюся в петербургском музее.
Forbes известен рейтингами самых богатых людей. 12 лет назад, когда издание пришло в Россию, такие рейтинги появились и в нашей стране. Как тогда на них реагировали?
— Каждый раз, когда мы выпускаем списки самых богатых людей, реакция разная. В США много тех, кто не хочет попадать в списки Forbes, но, если потом они в них действительно не попадают, они расстраиваются не меньше. В Азии, в Китае, напротив, нас зовут "хранителями имиджа", такие рейтинги там очень ценят. А в России участники рейтинга не хотели, чтобы все узнали, насколько они богаты. Как вы знаете, после выхода рейтинга самых богатых россиян наш первый главный редактор (речь о Поле Хлебникове. — Ред.) в России был убит.
Вы как-то связываете эти события?
— Было много версий того, из-за чего это произошло: из-за его книги о чеченском сепаратисте, из-за истории с Борисом Березовским или из-за того, что кто-то оказался в рейтинге самых богатых россиян.
А остановить вас от публикации рейтингов или повлиять на включение в эти рейтинги определенных людей кто-нибудь пытался?
— Знаю, что супруга мэра Москвы пыталась сделать так, чтобы не оказаться в рейтинге самых богатых людей. Но я не знаю точных деталей, я не был вовлечен в эту историю. Тогда нам пришлось напоминать нашим партнерам, что мы не можем убрать ее из рейтинга просто потому, что она этого хочет, это делает рейтинги бессмысленными.
Как реагировали читатели на рейтинги самых богатых людей?
— Реакция всегда разная в разных странах. Есть европейские семьи, которые скрывают свое состояние годами, и те, кто им гордится. Люди часто спрашивают, точны ли эти списки. Нет, они не совершенно точны, но точнее, чем если бы их составлял кто-то другой. Как-то мне сказали, что имена в списке верны, но нам следовало бы поставить их в другом порядке. И я был горд, что имена верны. Я помню, как один из участников рейтинга однажды позвонил и поблагодарил моего отца, так как, когда ему пришлось делить имущество при разводе с женой, было учтено лишь то состояние, которое мы оценили.
На лекции в музее Фаберже вы упоминали о моменте, когда вам пришлось распрощаться с коллекцией яиц Карла Фаберже, которую начал собирать еще ваш отец. Как это было?
— Мы начали поддерживать онлайн-версию издания и продолжали нести убытки. Если до 2001 года продажи рекламы было достаточно для вложений в онлайн, то после 9/11 бизнес просел. Нам пришлось всерьез задуматься над тем, что делать дальше. Мы могли перестать инвестировать в онлайн-версию и сохранить коллекцию или продать коллекцию и продолжить инвестировать в онлайн-издание. Мы поняли, что наше достояние — это бизнес, так что мы все-таки приняли решение продать коллекцию.
В этот раз вы впервые увидели, как принадлежавшая коллекция разместилась в Музее Фаберже?
— Да, я ее впервые увидел и думаю, здесь лучше, чем в том небольшом кабинете в Нью-Йорке. Думаю, что здесь ее увидит больше людей, чем в офисе Forbes. Мы уже переехали из того офиса в Нью-Йорке, и теперь наша штаб-квартира находится в Джерси, но люди до сих пор иногда спрашивают, куда подевалась коллекция.
Что изменилось за то время, которое существует журнал? Вы ведь застали читателей, которые привыкли читать газеты, а теперь все в своих мобильных устройствах?
— Наверное, я последний, кого стоит об этом спрашивать, но я помню, как первый редактор нашей онлайн-версии объяснял нам, что, если мы просто поместим еженедельное издание в Интернет, мы выбросим деньги. Сейчас все продолжает меняться. 5 лет назад около 5% читали нас с мобильных устройств, в наши дни — более 50%. У меня спрашивают, продолжит ли печатная версия Forbes существование в будущем. Думаю, что она всегда будет существовать. Но сейчас 70% доходов поступают из онлайна, и, если мы хотим быть актуальными, нам необходимо адаптироваться к тому, как наша аудитория хочет потреблять информацию. Изменилось и то, как мы генерируем информацию. Раньше все материалы за редким исключением создавались только сотрудниками редакции, сейчас редакторы превратились в импресарио, которые управляют талантами, у нас более 2 тыс. авторов.
Что вы думаете о свободе слова в наши дни?
— Думаю, СМИ сейчас свободнее, чем 25 лет назад, но они, возможно, менее свободны, чем 5 лет назад.
Как вы считаете, сейчас СМИ более влиятельны, чем раньше?
— Я думаю, что медиакомпании часто переоценивают свою значимость. The New York Times не так влиятельна, как когда-то была, потому что люди черпают информацию из множества других ресурсов. Кто-то может просто запостить новость в Twitter.
Уже не имеет значения, сколько денег вкладывается в СМИ. Губернатор Буш (скорее всего, речь о Джеббе Буше. — Ред.) потратил более сотни миллионов долларов и не стал делегатом. А Трамп потратил не так уж много средств и был номинирован. Так что дело не только в деньгах.
Раз уж вы упомянули Трампа, что вы думаете о нынешних выборах в США? Знаю, что ваш брат также дважды баллотировался в президентской гонке.
— Все верно, в первый раз он показал удивительно хорошие результаты, во второй, в борьбе с Бушем, просто потратил наследство моих племянников. Но мне нравится наша избирательная система — во времена холодной войны я говорил, что КГБ не знает, кто будет нашим президентом, мы и сами не знаем. Система номинации представляет очень неожиданных кандидатов.
