Этот год богат на юбилеи с подтекстом. В частности, 140 лет исполняется политическим процессам ста девяноста трех и пятидесяти — двум крупнейшим в истории императорской России. Цифры в названии — количество подсудимых. Судили почти 250 очень молодых людей — к моменту ареста подавляющему большинству не исполнилось и двадцати пяти. Фамилии обвиняемых публике тогда ничего не говорили: юнцы и девицы из хороших семей. Родители — недоглядели.
В начале 1870–х на престоле Александр II. Освобождены крестьяне, введен суд присяжных, открыты городские думы и земские собрания, отменена предварительная цензура и телесные наказания. Русская культура на беспрецедентном подъеме — радуют новыми сочинениями Лев и Алексей Толстые, Тургенев, Гончаров, Островский, Щедрин, Достоевский, Некрасов. Музыка — "Могучая кучка" и начинающий Петр Чайковский. В живописи — передвижники и Репин. Менделеев прославляет русскую науку периодическим законом.
Победоносно закончена Кавказская война. Подавлено восстание в Польше. Средняя Азия постепенно становится русской. Россия в одностороннем порядке разрывает условия навязанного ей после поражения в Крымской войне Парижского мира: Черноморский флот снова стоит в Севастополе. С невероятной скоростью строятся железные дороги. Русское зерно завоевывает мировые рынки. Петербург и Москва растут как на дрожжах. Императорский двор превосходит величием и чувством стиля все дворы Европы.
Но что–то в стране не так. Недаром Родион Раскольников убивает процентщицу с сестрой, Анна Каренина кончает жизнь на рельсах, а Щедрин пишет "Историю одного города". Как грибы после дождя появились новые миллионеры, никому дотоле не известные. Их деловые успехи связаны не столько с умом и расторопностью, сколько с умением дать взятку чиновникам или даже великим князьям. Имущественная разница между богатыми и средним классом вопиет. Помещики разоряются, крестьяне бедствуют. Идеология двора и чиновничества — цинизм. Правды нет. Чернышевский — на каторге, Герцен — в изгнании.
Непонятно откуда во всех университетах и гимназиях, реальных и юнкерских училищах одномоментно, но без всякой связи друг с другом возникает план прыжка из царства несправедливости в царство свободы. Идея вполне национальная: сила в правде — у кого правда, тот и сильнее! Вот ты обманул кого–то, денег нажил, и что — ты сильнее стал? Нет, не стал, потому что правды за тобой нету! Русский народ, уверена молодежь, эту максиму чувствует сильнее, чем своекорыстные европейцы. Надо обратиться к миллионам простых страждущих мужиков и установить царство справедливости и равенства. Удивительно, но эта идея увлекла тысячи полторы сверстников Ивана Павлова и Владимира Соловьева.
Мужики так поняли, что перед ними какие–то ряженые, опасные жулики, как принято говорить сейчас, провокаторы. Ни один из юных агитаторов не преуспел, всех крестьяне винтили уже у околиц. Они понимали: это помещичьи дети, чьи родители обманули доброго царя и не дали им землю.
Мечтатели оказались в тюрьмах. Повязали поначалу полторы тысячи, к дознанию привлекли 700, до суда дошло 147 человек. Следствие тянулось три с половиной года. За это время умерло 47 узников (12 покончили с собой), 38 — сошли с ума. Кого–то (немногих) осудили на каторгу, многих сослали, примерно половине зачли отбытые сроки или оправдали.
За время заключения дотоле незнакомые молодые люди и девушки не просто перезнакомились — стали ближайшими друзьями. Их вера в собственную правоту и моральную чистоту их поступков только укрепилась. Появилась когорта врагов режима, среди которых не было ни ренегатов, ни предателей. Народники не давали показаний, не каялись (как когда–то декабристы и петрашевцы), их товарищи по поколению и убеждениям стали для них единственной семьей. Они превратились, метафорически выражаясь, практически в политических воров в законе.
Из тех, кого судили в 1877–м, — Андрей Желябов, подготовивший цареубийство, и Софья Перовская, руководившая им. Хозяева динамитных мастерских Михаил Грачевский, Николай Саблин, Геся Гельфман, теоретик "Народной воли" Лев Тихомиров, организатор взрыва Зимнего дворца Тимофей Квятковский, владелица сырной лавки на Малой Садовой Анна Якимова.
Из них получились бы отличные доктора, земские статистики, народные учителя. Но их посадили, перезнакомили, сделали изгоями. История должна учить.
