Грядущие выборы представляют интерес скорее с точки зрения формы, нежели содержания. "ДП" проанализировал стилистику предвыборных речей и программ кандидатов.
26 февраля начнутся предвыборные дебаты, в которых, как всегда, будут участвовать полемически неоднородные персонажи. Пока не очень понятно, ждать ли интриги от этой фазы избирательной кампании и если ждать, то в чем она может заключаться. Некоторых кандидатов мы знаем не один десяток лет, ничего нового они уже не придумают. Других, напротив, мы знаем слишком мало, чтобы делать какие–то прогнозы.
За всю историю президентских выборов в России только в 2000 году было зарегистрировано кандидатов больше, чем в 2018–м. Тогда — 11, сейчас — восемь. Президентские выборы — всегда возможность вывести в публичное поле те общественные проблемы, о которых в мирное время говорится мало или не говорится вообще. Восемь кандидатов, за каждым из которых стоят взгляды и интересы определенной части общества, вполне могли бы вести осмысленную полемику. Проблема в том, что окончательный список готовил, кажется, генератор случайных чисел. Составленные в ряд портреты желающих управлять страной породили в соцсетях ассоциацию с фильмом "Семь стариков и одна девушка". Другой логики, в рамках которой в публичном поле могли бы сосуществовать эти оппоненты, не нашлось.
Для начала они вступили в опосредованный диалог, касающийся формальных и процедурных моментов избирательной кампании. Коммуникация происходит через экспертную среду (политологи придирчиво взвешивают, коммунист ли Павел Грудинин), через судебную систему (Ксения Собчак не первый раз оспаривает законность регистрации кандидата Владимира Путина), через статистику сбора подписей (Леонид Волков из штаба Навального утверждает, что из рекордно низких 0,39% брака после проверки подписей Путина "…строго математически следует, что никакой проверки подписей ЦИК не делал вообще"). И уже в ответ на это последнее Тимур Валеев из штаба Ксении Собчак объясняет на "Эхе Москвы", как они добились процента брака 1,33, предлагая любителям математики вникнуть в суть процесса. Эта производственная драма по накалу не выдерживает конкуренции даже с Рыбка–гейтом.
Предвыборные программы, официально опубликованные кандидатами, — это тоже часть опосредованного диалога, но вчитываться в них — занятие неблагодарное и даже разочаровывающее. Во–первых, цели, которые проступают за этими текстами, никак не связаны с подлинным желанием занять президентский пост и взять на себя ответственность за свои же собственные декларации. Для старшей части кандидатов эта цель — показать, что они еще живы. Для младшей — что они тоже есть. Во–вторых, судя по тому, что избрано в качестве послания к избирателям и как это сформулировано, содержательного прямого диалога от них ждать тоже не приходится.
Начнем с того, что предвыборные программы семи альтернативных кандидатов исходят из незамысловатой пресуппозиции: все плохо, надо все переделать. Почему все плохо, никто объясняет. Просто плохо — и все тут. Список "всего" у каждого из оппонентов действующего президента свой, хотя, конечно, есть и большие области пересечения: всех волнуют образование, естественные монополии, пенсионная система и налоги. К универсальным проблемам отдельные оригиналы добавляют свои остро насущные вопросы: Жириновский, например, — переименование национальных республик и отмену статьи за экстремизм, а Явлинский — массовую передачу земли в собственность граждан.
Традиция политической полемики в России — не размениваться на сиюминутное, а сразу искать русский путь, рисовать картины будущего вне всякой связи с настоящим, без конца переоценивать прошлое и решать неразрешимые вопросы до посинения, аргументируя по принципу порочного круга. Из восьми нынешних кандидатов двое (Максим Сурайкин и Павел Грудинин) вдохновляются советским прошлым, причем Сурайкин так и говорит: восстановим, мол, СССР. Двое сталинистов, участвующих в выборах, не дают закрыть публичную дискуссию о Сталине и его месте в истории России. Кстати, Ксения Собчак предлагает Ленина захоронить, а оправдание Сталина законодательно запретить — будет любопытно послушать ее беседу с Сурайкиным. Борис Титов вдохновляется столыпинскими реформами. Григорий Явлинский прокладывает дорогу в будущее, где строит прогрессивное и процветающее государство, но при этом требует восстановить преемственность истории — в своем, разумеется, прочтении. Сергей Бабурин ориентирован на перспективы. А вот Владимир Жириновский живет настоящим.
Второй ключевой момент в политических дебатах российских политиков — выяснить отношения с Востоком и Западом. И не просто определить приоритеты внешней политики, а философски подойти к вопросу, обосновать теоретически, желательно со ссылками на русских философов. На европейском пути особенно настаивает Ксения Собчак, упоминая и европейскую пенитенциарную систему, и даже европейские ГОСТы, на которые следует перейти. Григорий Явлинский занимает подобную же позицию, зазывая Россию на путь европейской демократии, предлагая разом восстановить мир и отношения с соседями, выйти из сирийской авантюры и начать ответственную международную политику. Максим Сурайкин как интернационалист призывает восстановить все прерванные договоры о военном сотрудничестве. Владимир Жириновский и Сергей Бабурин беспокоятся о судьбах всего русского и российского, не уточняя в программах, что они вкладывают в это понятие. И Жириновский, и Бабурин предлагают контролировать миграционные процессы (не вдаваясь, впрочем, в технические подробности), Владимир Вольфович намерен восстановить русскую деревню и поддержать российский туризм. Павел Грудинин живет как будто в вакууме и знать не знает ни про русский путь, ни про внешнюю политику.
Внятной аргументацией кандидаты себя не утруждают даже в программах. Ожидать большего от устной полемики не приходится совсем. Оппоненты слишком далеко отстоят друг от друга по кругозору, жизненному опыту и моделям общения. Их картины мира не просто несовместимы — они не подлежат взаимному переводу. Примерно как древнеегипетский и чукотский языки.
До тех пор, пока не будет открытого публичного диалога всех частей общества, выборы будут похожи на конкурс клоунов. А диалог подразумевает наличие хоть каких–то общих категорий, своего рода краткого словарика, что ли. Единство терминологии: что понимать под словом "либерал", что понимать под словом "сталинист", чтобы не было разночтений в самоидентификации и идентификации со стороны. Над словом "демократия" тоже мало кто рефлексирует, используя его как ярлык. Еще одна составляющая диалога — культура аргумента, с которой в России плохо у всех почти без исключения. Обобщения и эмоциональное манипулирование в сочетании с закрикиванием оппонента — вот наша порочная практика хоть в соцсетях, хоть в телевизоре, хоть в парламенте.
Российская среда политической коммуникации пока что не выработала негласных, но всеми соблюдаемых правил полемики и публичной речи. На это уйдет еще пара десятков лет — и то если немедленно начать заниматься этим всерьез.
Пока из сложившейся предвыборной картины нельзя увидеть перспектив следующего президентского цикла. Если и через 6 лет ничего не изменится, то это национальная катастрофа.
