Нет ничего страшнее Facebook. Алексей Герман — младший о том, почему у России не может быть взаимопонимания с Западом

Вы читали отзывы и рецензии на "Довлатова"? Как оцениваете зрительский отклик?

— Если мы говорим про отрицательные отзывы, то некоторые из них — это персональные разборки со мной, обусловленные завистью. Например, от Гриши Константинопольского, который не является талантливым художником и, на мой взгляд, вообще является человеком весьма средних способностей. Такую критику я не воспринимаю.

Критика, связанная с тем, что кто–то не так показан, откровенно глуповата. Никто никогда не говорил, что это документальный фильм. С первых интервью мы говорили, что это персонально наши ощущения от времени, эпохи и людей. Художественное кино — не документ, и воспринимать его нужно соответствующе.

Еще были гневные вопросы: почему мало красивых людей, почему не цветной город? Положительных отзывов много, кстати.

Меня радует и смущает большое количество не всегда образованных людей, которым фильм тоже понравился. Многие после просмотра сказали, что теперь прочтут Бродского, Довлатова и других. А ведь это необходимый культурный минимум. Вот это смущает. Но здорово, что хотят прочесть.

Еще меня очень смущает, что ограничен круг людей в России, которым более–менее интересно авторское кино в кинотеатрах. Если посчитать по количеству зрителей, то и "Аритмия", и "Довлатов", и "Нелюбовь" топчутся в районе 300–400 тыс. человек. Это означает, что всего 400 тыс. зрителей готовы воспринимать сложное кино в кинотеатрах.

Одна из центральных зрительских претензий звучит так: фильм называется "Довлатов", но создается ощущение, что он больше про советскую эпоху, нежели про писателя. Что можете на это ответить?

— Это в определенной степени кретинистическая претензия, потому что главный герой — Довлатов. Что плохого в том, что помимо фигуры самого Довлатова рассказывается о его окружении? Мы ведь состоим не только из себя, но и из наших друзей, родителей, из мест, в которые ходим, из разговоров, в которых участвуем. К тому же Довлатов — определенно одно из знаковых лиц той эпохи, потому и назвали "Довлатов".

Многие увидели в фильме отсылку и к сегодняшнему дню. Она там есть? Как, по–вашему, в современной России есть нотки времени, изображенного в вашем фильме?

— Да, пожалуй, хоть мы и не ставили задачу отразить сегодняшний день в нашем фильме. Лента в определенной степени говорит о том, что попытка избыточного регулирования пагубна и ведет только к оттоку людей из страны, стагнации и культурной деградации.

В одном из вузов Петербурга в попытках повысить явку на выборы студентам обещали бесплатные билеты на "Довлатова". Как вы к этому относитесь? Как считаете, Сергей Донатович оценил бы иронию?

— Я вообще был не в курсе этой ситуации. Мы дали согласие показать фильм студентам, но не знали, что билеты будут использоваться таким образом. Очевидно, Довлатов отнесся бы к ситуации с юмором, потому что серьезно воспринимать это просто невозможно.

Понятно, что ваш фильм — это не "Википедия". Но почему ваш Довлатов так мало шутит? Почему он вышел унылым?

— Вы фотографии Довлатова давно пересматривали? Он совершенно не производит впечатления клоуна на арене. Это первое. Второе: есть разница между реальным человеком и лирическим героем, тем, как человек сам себя выдумывал и как его изображает мифология. Условно Зощенко в жизни и Зощенко в творчестве — это разные люди.

Можно, как Лурье, говорить, что Довлатов был человеком–оркестром, хотя этот эпитет скорее относится к сотруднику провинциального ДК в 1955 году. Проблема не в том, шутит он или нет, а в том, что человеку 30 лет, у него нет денег и он ничего не написал. Как он должен себя вести?

Я лично считаю, что наша трактовка ближе к реальности, чем тот портрет, где что–то оказалось накрученным, а мифы подменили реальное прошлое.

История с ограниченным прокатом — изначально было понятно, что это маркетинговая уловка, хотя бы потому, что в расписании у некоторых кинотеатров фильм стоял и в последующие дни. Разве честно вводить людей в заблуждение?

— Нет, это не было маркетинговым ходом. Для нас это была единственная возможность выйти в прокат. Было очень много отказов от большинства прокатных контор в стране, мотивированных тем, что фильм никогда ничего не соберет. Нам предлагали и вовсе не выходить в кинотеатрах, а просто выложить фильм в Интернет. Все финансовые ожидания были в 8 раз меньше, чем итоговый результат. Хотя фильм мог заработать в 2 раза больше. Единственная компания в стране, которая согласилась с нами работать, — "Дисней", многие отказали. Нам предложили 50 залов по всей стране. Мы ответили: давайте лучше попробуем выйти коротко, но широко. В итоге количество кинотеатров увеличили до 400, хотя мы просили 800. Но многие кинотеатры не брали. Не мы создавали искусственный ажиотаж. У нас не было возможности раздвигать голливудские фильмы, практически не было рекламы, а все, кто в социальных сетях прорекламировал фильм, делали это бесплатно из–за своего отношения к Довлатову.

А вообще, победителей не судят. Наше кино выйдет в 40 странах мира, мы сделали самый кассовый фильм в истории российского авторского кино. Лично мне наплевать на страдания и недовольные стенания неудачников.

Бродский, Довлатов и многие другие уехали из страны и тем спаслись. А Блок вот остался и потом жалел: "Слопала–таки поганая, гугнивая родимая матушка–Россия, как чушка своего поросенка". А у вас какое отношение к позиции "пора валить"?

— Я эту позицию не разделяю, но тем не менее действительно большое количество людей уезжают, потому что просто боятся репрессий, стагнации, санкций, агрессивного большинства, которое будет мучить агрессивное меньшинство. Для Довлатова и других представителей той эпохи эмиграция фактически была единственным выходом. У нас пока что не та ситуация.

Я человек этой культуры, этого города и этой страны. Я не хочу уезжать и стараюсь не поддерживать эту страшную истерию, которая существует в первую очередь в "Фейсбуке". Нет ничего страшнее "Фейсбука", там просто другая реальность. Я не пытаюсь сказать, что "Фейсбук" плохой и нужна собственная социальная сеть, где мы будем обсуждать, как же у нас все хорошо. Просто не разделяю той истеричной позиции, которая там выражается повсеместно.

Дело Скрипаля и тотальная высылка дипломатов: между Россией и Западом снова опускается железный занавес? Как думаете, что будет дальше?

— Думаю, что железного занавеса не будет, но уверен, что противоречие будет медленно развиваться по экспоненте. Будут какие–то взаимные уступки и даже договорняки, но на этом историческом этапе никакое взаимопонимание невозможно. Я, когда общаюсь с западными журналистами, понимаю, что наши восприятия параллельны. Они думают, что у нас Северная Корея.

Учитывая наш блестящий геобрендинг, ситуация вряд ли скоро изменится. Все это развивалось десятилетиями и десятилетиями будет продолжаться.

Мир как будто снова поделился на блоки, только в этот раз ситуация не оформлена с точки зрения идеологии. Вам это не напоминает времена СССР? Подобострастие чиновников перед первым лицом, расцвет государственной пропаганды, в конце концов, песни, которые дети в школах поют в честь Путина. Откуда все это?

— В ситуации внешнего давления мы возвращаемся к тому, что у нас получалось: к имперской модели. Мы возвращаемся к тому, кем мы были всегда. Является ли это исторической закономерностью? Да. Существует ли выход? Думаю, да, и он называется "двухпартийная система". Вторая партия не должна быть маргинальной и должна поддерживать коммуникацию со значимым количеством людей, но у нас просто нет второй партии.

На основе того, что есть сейчас, создать эту партию невозможно. У нас есть все эти фейковые кандидаты: коммерсант Грудинин, Собчак, которая по договорняку баллотировалась, и остальные. Это проблема.

Насколько я понимаю Путина, меньше всего ему хочется, чтобы ученики пели про него песни. Почитайте Салтыкова–Щедрина и Гоголя. Ну вот такое у нас чиновничество. Вот такие откормленные депутаты, которые говорят про духовность и разворовывают госбюджет. Да, бояре у нас так себе.

Нужно учитывать и то, что у нас особенные история, география, климат. В конце концов, гражданское общество, которое в своем дворе не всегда порядок навести может.

Можно посадить миллион, но тогда еще миллион сбежит. Ключевая проблематика — судебные и правоохранительные системы. Независимый суд и следствие даже при этих же законах просто радикально поменяют ситуацию в стране.

Есть среди оппозиционных деятелей личность, которая вам симпатична? Как вы считаете, почему оппозиция проигрывает борьбу за поддержку большинства россиян?

— К сожалению, не все адекватны, и мощной личности среди них нет. Когда я занимался блогингом на "Эхе Москвы", в одном из своих последних постов объявил конец русской демократии, где я предсказал им на выборах 1,5–2%. В итоге было 3%. Политический деятель должен перманентно расширять свою электоральную базу. Нужно общаться с разными слоями нашего общества: рабочие, военные, технари, крестьянство и так далее. Нужно ездить на заводы, в села, по городам.

Проблема нашей оппозиции в том, что у них царствует представление, будто все люди, у кого нет аккаунта в "Фейсбуке", дебилы. Но это ведь не так. А с теми, у кого нет аккаунта в "Фейсбуке", говорить боятся и не хотят выходить из зоны комфорта. Посмотрите, как миллиардер Трамп ездил по стране и какие слова находил, как убеждал людей и как верил сам. Политика как чайник, в нем важны не пар и не свисток, а, в конце концов, горячая вода. Происходит подмена понятий, наши идут путем свистка.

Не могут доступно сформулировать проблемы и донести до людей свои идеи, вместо этого происходят какие–то постоянные свары, оскорбления, скандалы. Короче, шоу–бизнес, а не политика. И потом, как можно понимать потребности электората, когда ты летаешь бизнес–классом, из которого сразу же садишься в дорогую машину и нигде не бываешь? Собчак провалилась из–за того, что вся ее кампания базировалось на цифрах статистики и на общественном мнении из соцсетей.

Кроме того, у оппозиции нет ярких лидеров. Если бы я был высокий, красивый, русский и мне бы искренне хотелось заниматься политикой, то, конечно, был бы выдающимся демократическим лидером. А вообще я искренне хочу, чтобы у них все получилось, — я сам большой демократ. Самое смешное: если бы часть из них просто молчала, то рейтинг демократов был бы гораздо больше.

Почему вокруг России опять одни враги?

— Вы что, серьезно думаете, что англичане очень приличные люди? Думаете, что там также не врут и не обманывают? Все просто: глубокое цивилизационное различие. Мы мыслим в каких–то моментах совершенно по–разному.

Любой англосакс уважает только силу. Никакого другого варианта нет. Подчеркиваю, что я не хочу новой холодной войны. И вообще я человек западной культуры. Мне нравится ездить в Италию, я не хочу закидывать всех ушанками и балалайками, не хочу, чтобы в России были только псевдопатриотические фильмы, но, пока будет существовать геополитический узел, который называется Украиной, ничего никуда не уйдет.

Правда, рано или поздно все это может закончиться поиском врагов внутри страны.

К сожалению, с каждым годом все больше и больше будут искать врагов внутри нашего общества, пока не дойдет до откровенного маразма, что Михалыч из соседнего подъезда — шпион.

В одном из прошлых интервью вы сказали, что российское общество будет сплачиваться вокруг "идеи осажденной крепости". Очевидно, что это уже происходит. Как с этим нужно бороться?

— Да никак, американцы сами дали нам эту идею. Вы живете в Петербурге, ездите по Ленобласти. 10 лет назад вы видели танковые армии для захвата Прибалтики? А всему миру говорили, что мы хотим ее захватить.

Почему, когда натовский беспилотник убивает 60 человек, это случайность, а если наши бомбы, то мы специально? И так будет продолжаться до тех пор, пока Запад не испугается Китая. Когда это случится, Запад несколько отступит — и будет разрядка.

Как вы считаете, проблема в государственной машине или в головах большинства россиян, которые готовы сплачиваться вокруг "идеи осажденной крепости", вместо того чтобы думать о повышении уровня жизни до европейского?

— Мы просто другие. Нас нельзя сравнивать с европейцами. Нам нужно ощущение значимости страны, ощущение превосходства флага над личностью, ощущение истории. Мне сложно себе представить народ, который при таком количестве войн и страданий сохранился бы на такой территории.

Наверное, идея повышения уровня жизни отдельно взятого человека — это правильно. Но можем ли мы быть Швейцарией или Швецией? Ну, наверное, нет.

Как, на ваш взгляд, есть ли сегодня попытка госпропаганды проникнуть в творчество, как это было в Союзе?

— Такая попытка есть, но не такая сильная, как в СССР, радикально меньше. Раньше за идеологическое промахи людей выгоняли с работы, уничтожали фильмы, запрещали книги, сажали в тюрьмы. Сейчас, конечно, тоже сажают — вот ситуация с Серебренниковым. Но таких ситуаций заметно меньше, правда, большой вопрос, что будет через 2 или 3 года. Лично меня ни разу не цензурировали. Существует ли в государстве запрос на более духоподъемные картины? Да, существует. Правильно ли это? Для многих граждан нашей страны это даже, наверное, правильно.

Опасность в том, что, когда идеология начинает диктовать искусству свои условия, в какой–то момент хитрые и бездарные вытесняют талантливых и одаренных. Это то, что меня смущает, потому что идеологически правильный подлец всегда может подсидеть другого. Это, конечно, печально.

Осенью 2017 года вы сказали, что "часто ссоритесь с "начальством", которое вам говорит: "Современное искусство нам не нужно, мы нуждаемся в прекрасном, чтобы все трепетали от любви к Отечеству". Нас ожидает соцреализм или капреализм?

— С частью начальства ссорюсь, а с частью нет. Ссорюсь не с Мединским, кстати. Он как раз понимает, что искусство должно быть разным. Но бывает, что сидишь за одним столом с очень влиятельными и опасными людьми, которые начинают тебе говорить, что России не нужен авангард и эксперименты, что все должно быть классическим. С хорошим концом.

На это я отвечаю: вы говорите бред. Потому что очень многое вышло из авангарда. У всех должна быть возможность говорить так, как он хочет, потому что из–за этого возникают соревнования, конкуренция. Именно в спорах и рождаются великие эпохи.

У меня очень плохие отношения с большим количеством людей, которые, на мой взгляд, играют большую роль в создании нетерпимости в обществе и в поиске внутренних врагов. С некоторыми даже не здороваюсь.

Назовите хоть одно имя.

— Воздержусь.

Что в современной России вам нравится больше всего? Что не нравится больше всего?

— Для меня очень важно ощущение сопричастности к истории, к стране, к людям. А не нравится мне коррупционное чиновничество. Вот эти отъевшиеся воровские морды, как это было в Кемерове, к примеру.

Куда сегодня идет российское кино? Как меняется зритель?

— Выросло поколение стабильности. И зритель меняется в лучшую сторону, видно, что с каждым годом запрос на сложное, побуждающее к мысли кино растет. Об этом говорят растущие цифры статистики просмотров и понимающих откликов на авторское кино. Я езжу по городам и вижу много приличных лиц среди молодежи. Ренессанса, конечно, не происходит, но тенденция хорошая.

Мне кажется, мы сейчас в определенном кинематографическом безвременье, потому что не нарождается какой–то современной мифологии. А кино не может существовать в вакууме, отдельно от коллективного бессознательного, от тенденций, которые есть в обществе, и от того, что общество волнует.

Почему нет адекватных фильмов про сегодняшний день?

— Надо чувствовать ритмику поколений, как это делали Цой, молодой Шевчук.

Быть на острие времени. Для этого ты должен быть открыт. Надо понимать, что страна движется, что люди меняются, нужно почувствовать новое поколение, принять его и говорить о том, что его волнует. Но многие не хотят, им лениво.