Повышение пенсионного возраста — самая грандиозная социальная акция за два последних десятилетия.
Казалось бы, идя на такое дело, руководящий класс должен убедиться в его неотложности, продумать детали и смягчить для народа тяготы реформы. Однако ее продвижение демонстрирует лишь бездумное упрямство при одновременном упадке качества госменеджмента.
Первое. Безотлагательных причин повышать этот возраст нет. Госдоходы выше госрасходов. На пенсии идет 8% ВВП, что ничем не выделяет Россию из стран среднего достатка. По сведениям бюджетно–налогового комитета Госдумы, в 2020–м федеральный трансферт Пенсионному фонду составит (без реформы) 3,4 трлн рублей против 3,3 трлн сейчас. Причем федеральная субсидия идет не только на пенсии, но и на соцвыплаты, на маткапитал и прочие мероприятия ПФР. Именно на пенсии, причем не только на страховые по старости, но и прочие, по отчету ПФР, в 2017–м было затрачено 2,7 трлн из этой субсидии. Это не сверхмного. Готовиться к реформе можно было без всякой спешки еще годы.
Второе. Внедрить новые пенсионные правила задумали, видимо, еще несколько лет назад и наперед решили их протащить сразу после марта 2018–го. Вот госмашина и покатила, не оглядываясь на то, что момент оказался неподходящим.
Третье. Схема реформы, авторство которой согласились взять на себя сислибы из ЦБ и Минфина, мало похожа на их проекты. Хотя ее шельмуют как либеральную, она делается вовсе не ради урезки гострат, что действительно было бы актом экономического либерализма, а только для переброски денег с "пенсионного" направления на другие казенные нужды — вероятно, силовые. Следы исходного плана просматриваются в одновременном проведении пенсионного закона и закона о росте НДС. Увеличение НДС задумывалось в одном пакете с резким сокращением страховых взносов. В этом была логика, пусть и ошибочная. Сейчас логики нет вовсе.
Четвертое. Новые правила предлагаются людям, пережившим с 1990–х годов добрых пять "пенсионных реформ" и несколько открытых и скрытых конфискаций. И вот опять. За расплывчатыми обещаниями начальства стоит непонимание того, что личный опыт адресатов научил их не верить ни одному чиновничьему слову. Воображать, что люди начнут подталкивать своих нанимателей платить взносы, — чистейшая фантазия.
Пятое. Эта фантазия неслучайна. Ведь реформу продавливают госчиновники, на которых она не распространяется. Лицемерие сановных хвалителей того, с чем сами они в жизни не столкнутся, создает ту атмосферу фальши, которая сейчас царит.
Шестое. Реформа сигналит о собственной несправедливости, углубляя сословное разделение общества. Миллионы людей в форме и в гражданском по–прежнему будут получать не только более высокие, но часто и более ранние пенсии. Слова о том, будто старость теперь наступает на десяток лет позже, так же применимы к военным, как и ко всем прочим. Но дальше намеков, что неплохо бы увеличить и выслугу, пока никто не идет. Может оказаться, что сорокалетние пенсионеры будут соседствовать с 63–65–летними.
Наконец, седьмое. Неожиданно для властей не сбылись надежды ни на безропотность масс, ни на их увлеченность футболом. Обрушение рейтингов до докрымских уровней оказалось сюрпризом. Впрочем, власти, кажется, смирились с этим и настроились жить с народом без любви. Но процесс только стартует. Новое отношение верхов к низам создаст и новую атмосферу во внутренней политике.