И сферу исторической ответственности.
Невозможно было прежде себе даже представить, что сотрудники музея обратятся в суд против собственной дирекции. Но 29 октября прошло первое заседание по иску к руководству Русского музея. Кажется, о сути конфликта знают уже почти все.
Несколько лет идут разговоры об идее перекрыть дворы Михайловского дворца. Изначально шла речь о двух, но сопротивление музейного коллектива не позволило реализовать проект в полном объеме. Тогда решили начать с одного, левого (если смотреть на дворец со стороны пл. Искусств). Смысла в таком приращивании музейных площадей нет: дворы совсем маленькие, а потому и разговоры о создании там конференц–зала меньше чем на 100 мест — ни о чем. Конференц–залов у музея много, лучший — в Михайловском замке, в верхней части церкви (хоры отделили перекрытием еще в 1822 году). Там лекторий, едва ли не лучший в городе по искусству. Сейчас вдруг начались разговоры, что хоры надо соединить с церковью, но ведь это памятник XIX века. Так стало еще при Александре I, зачем же ломать? Ради православных амбиций Минкульта? И если мы — госучреждение, то зачем нам попусту тратить бюджетные, то есть те же народные, деньги?
Обычные посетители даже не догадываются, что маршрут движения по Михайловскому дворцу идет не просто вокруг этих двух скрытых дворов, что там двойная анфилада: за парадными кругами — служебные. Так было при Росси, так осталось и после умного приспособления дворца под музей в конце XIX века. В левом внутреннем периметре расположены хранилища рам, бронекладовые (икон и декоративно–прикладного искусства), библиотека, мастерская по реставрации темперы (тех самых икон).
Сейчас ради реконструкции их надо будет выселить, периметры сильно порушить, прорезать новые двери, соединив все с перекрытым двором. Но дворец Росси (и об этом говорят сотрудники) — исторический памятник, его надо хранить, как и сами музейные объекты. Ведь в чем суть музея? Он хранилище национальных художественных богатств. А нанятым сотрудникам, исходя из их выучки и профессиональных способностей, вменено собрания беречь, изучать и показывать всем нам.
Единственное, что действительно нужно музею, — это лифт для инвалидов. Однако его хотят сделать громадным — 11 м2, ради чего перекрыть двор, прорубить окна в фасаде и много стен дворцовой анфилады, нарушив внутреннюю планировку. Сотрудники абсолютно резонно спрашивают: зачем? Давайте сделаем просто лифт. И место для него есть: можно воздвигнуть от уровня первого этажа, используя имеющиеся пандусы парадного входа для въезда в вестибюль.
Сотрудниц музея, подавших иск, даже злопыхатели не обвинят в тщеславии (и даже сам директор). Ирина Шалина и Надежда Пивоварова — скромнейшие профессионалы, занимающиеся древнерусским искусством. Именно они отстояли драгоценную домонгольскую икону Ангел Златые Власы от переноса из экспозиции. Их защита Михайловского дворца — в том же ряду.
Такие случаи профессионального и более того — граждански ответственного поведения стали исключительной редкостью. Музеи встроили в себя за последние десятилетия вертикаль власти. Практически ни в одном сотрудники не осмелятся даже под сомнение поставить предложения дирекции, любые формы критики запрещены. Размышлять не велено. К примеру, никто из сотрудников Царского Села не усомнился в необходимости тотального обновления церкви Екатерининского дворца. Интерьер выжил в войну — со своей резьбой, старой позолотой, его раны — память о войне. А теперь его уж нет: будет заново сверкающе вызолоченная церковь с новыми иконами.
Директору Русского музея Гусеву стоит гордиться своим коллективом. Промахи признавать сложно, но в том сила человека, чтобы сказать: я ошибался, они были правы. Это нелегко, слабак такого никогда не сделает. А умный и ответственный — может. И тогда у Русского музея будет не два, а три героя. И дворец будет жив, и деньги сберегут, а инвалидам лифт деликатно сделают. Свой шанс Шалина и Пивоварова отработали, дело за Гусевым.