Передача РПЦ объектов Александро–Невской лавры поставит под угрозу не только существование музея городской скульптуры, но и сохранение памяти о гонениях большевиков на церковь.
Претензии церкви на оставшиеся в ведении города здания Лавры опять возвращают нас к вопросу о взаимоотношениях между ними, а также в очередной раз демонстрируют лицо епархии.
Вряд ли кто–нибудь станет оспаривать, что у государства есть защитные функции. Но если так доблестно отстаивать воды Азовского моря, то почему же нельзя отклонять посягательства на культурный объект? Ситуацию со зданиями музея городской скульптуры можно обрисовать именно так. Есть государственный музей, находящийся в ведении города, у него есть экспозиция. Так отчего настолько легко, поспешно и почти радостно ретироваться, оставляя давно занятые позиции? Речь идет прежде всего о Благовещенской церкви Александро–Невской лавры. Все, понятно, помнят, что "там лежит Суворов", а также многие другие более или чуть менее достойные граждане нашей Родины. Но там же стоит и много перенесенных туда скульптурных надгробий XVIII–XIX веков. Собственно, это такой любопытный симбиоз — мемориал и в прямом, и в переносном смысле, своего рода пантеон значимых лиц и фигур. Не уверен, что его так уж часто посещают, но это со всей очевидностью достойнейший музей нашего города, один из лучших музеев скульптуры. Именно в ведении этого музея — и некрополи лавры, и памятники нашего города.
Сейчас церковь потребовала срочно отдать ей все здания музея. Еще в 2013 году город пообещал передать епархии Благовещенскую церковь. Необдуманность этого решения очевидна. Даже если вспомнить, что музею передали усадьбу Уткина дача неподалеку от Ладожской, нельзя не признать, что замена неравноценна совершенно. За Уткину дачу можно только порадоваться, спору нет, эта любопытнейшая, чуть провинциальная усадьба начала XIX века наконец получает шанс быть приведенной в порядок. И то, что там будет хранилище музея и выставочный зал, — здорово. Но если перенести туда всю коллекцию? Во–первых, обидно, что так далеко, — кто же туда доедет? Опустим даже простейший вопрос, хватит ли на все места, но главное — куда и зачем мы уводим хороший музей? На что обрекаем остающуюся в Благовещенской церкви скульптуру? Увы, у нас нет никакой уверенности в том, что церковь будет относиться к ней бережно. Во всяком случае таких примеров пока нет. Даже к переданным церкви картинам нет большого внимания, а уж к скульптурам (глубоко сомнительным с канонической точки зрения) — тем более.
Известно, что к строительным работам на Уткиной даче приступили только в июле этого года, до завершения работ еще бесконечно далеко. Но это не только не отменяет, но скорее оттеняет основное — зачем вдруг лавре все принадлежащие музею постройки? В лавре негде помолиться? Не хватает места под церковные службы? Понимаю, здравый смысл к церкви отношения не имеет, но ведь есть и вторая сторона — город. У светских–то руководителей здравый смысл обязан быть. Зачем так бессмысленно осложнять музею жизнь? Ведь очевидно, что существование музея в Благовещенской церкви ничуть бы не обременило РПЦ, а скорее дало бы пример мирного и спокойного сосуществования. Таких примеров даже в католической Италии десятки, если не сотни. А количеству секуляризированных церковных зданий в мире числа нет.
Получается, что на все гонения советского времени церковь отвечает не менее жесткими преследованиями со своей стороны. Вы нам — а мы вам. Тогда что остается от религии, как не довольно примитивная агрессивная доктрина? Места толерантности нет — ни в чем. А стяжательства, увы, много. И тяга к собственности безмерная. Нет только человека, мягкости и доброты. К примеру, в обращении к верующим по поводу праздника Введения во Храм Богородицы митрополит Калужский пишет: "Да, и любовь к ближнему наиболее полно раскрывается через любовь к Богу". Где же тогда место ближнему человеку? Для Бога место есть, для человека — вроде бы и нет.
Здравость могла бы подсказать одну простую вещь. Если вы хотите помнить о гонениях и лишениях, то не стирайте их следы так тщательно и даже агрессивно. Музей в Благовещенской церкви был бы для всех зримым примером того, что случилось в 20–30–е годы XX века. Был бы напоминанием и своего рода предостережением. А если изгнать и загубить музей (поставив на время в чрезвычайные обстоятельства), то и история сотрется. Что мы этим докажем?
А если государство так помогает церкви в ответ на ее поддержку, то становится ясной главная ошибка большевиков. Не надо было церковь преследовать. Может, она бы и советскую власть поддержала, если бы у нее имущество не тронули. А потому церковь вроде как главный пособник капитала. Правда, как–то не по–христиански это получается. Но им по должности виднее. И по правам на имущество.
