Ректор школы бизнеса ИМИСП Сергей Мордовин рассказал корреспонденту "ДП", как правильно учить взрослых людей управлению и есть ли будущее у российского бизнес–образования.
— Во всем мире существует устоявшееся представление о том, что бизнес–образование — это обучение специалистов, которые доросли до управленческих позиций и им нужны отсутствующие у них менеджерские компетенции. Это образование для взрослых, опытных, уже состоявшихся людей. У нас же в России за последние 10–15 лет в понятие стали включать первое высшее образование. Что, на мой взгляд, весьма сомнительно. Подростка со школьной скамьи начинают учить основам управления, когда у него нет ни малейшего представления ни о сути, ни о деталях работы конкретных отраслей бизнеса.
По американской модели, менеджмент — это профессия. То есть у них сначала учат управлению, а потом выпускники познают специфику отрасли, в которую они попали. Европейская же модель существенно иная: сначала получение специальности, и только потом, для тех специалистов, кто дорос до управленческих позиций, — обучение основам управления. Но в какое–то время стало модно и финансово выгодно учить вчерашних школьников менеджменту. Хотя известно, что ранняя специализация губит ребенка — будь то скрипка, будь то футбол, будь то экономика.
ИМИСП опирается на европейскую модель бизнес–образования. Она продолжает работать?
— Сегодня, увы, очевиден тренд перехода к клиповому мышлению и к клиповому образованию. Программы уровня МВА формируют мировоззрение и стратегическое мышление. При этом современная потребность рынка — максимально быстрое освоение инструментов, дающих быстрый результат. Во всем. Стратегия, маркетинг сегодня не слишком востребованы. Увы, коллекционеры конкретных, примитивных "компетенций" не только в длинном, но и в среднем периоде естественным образом проигрывают конкуренцию более основательно подготовленным коллегам.
В российской ассоциации бизнес–образования в начале 1990–х было несколько десятков частных бизнес–школ, предлагающих бизнес–образовательные программы. Сегодня в прежнем виде их на всю страну осталось менее десятка. Остальные ушли либо в университеты, либо в рамках своего учреждения — в первое высшее, в короткие тренинги. По мне, это не бизнес–образование. С одной стороны, потребность в бизнес–образовании очень большая, с другой — многим предпринимателям не нужно серьезное полномасштабное обучение. Они предприниматели от бога (а по–другому и не бывает!) с хорошим чутьем. Они знают, где деньги лежат. Убежден, что предпринимательству, как и лидерству, научить нельзя. Им просто нужны определенные инструменты в дополнение к их врожденным способностям.
Сегодня необходимость прогнозирования отступает перед непредсказуемостью завтрашней картины мира? Остается ли нормой планирование и стратегический анализ?
— Причинно–следственные связи, разумеется, существуют, но уникальную конкретную причину того или иного экономического события далеко не всегда удается найти. Слишком много разных одномоментных факторов. Очень быстро все меняется. Важно сегодня уметь быстро приспосабливаться к изменениям, а лучше всего это делают те, у кого хорошая база из разных областей знаний. Долгосрочные стратегии сегодня нигде в мире не реализуются, горизонт планирования — 2–3 года. Это уже много. Есть инструменты влияния на какие–то макроэкономические показатели, но для большинства компаний прогнозы и эффективность работы не коррелируются. И не нужно здесь винить экономистов в неспособности корректного прогнозирования. Как многие из них говорят, "мы пока еще только пытаемся понять, как работает экономика".
Невозможно учесть событие, вероятность наступления которого архинизкая, а влияние чрезвычайно высоко. При этом крайне важно, особенно для управленцев высокого уровня, уметь определять стратегические цели компании и при необходимости их оперативно корректировать. И здесь без фундаментального бизнес–образования просто не обойтись.
Как изменился рынок бизнес–образования?
— Сегодня очевидно сформировался рынок провайдеров услуг бизнес–образования и рынок покупателей этих услуг. Покупателей множество самых разных, разнообразных провайдеров тоже очень много. Однако формат нормальных бизнес–школ сохранили в нашем городе всего несколько образовательных учреждений. Остальные увлеклись обучением управлению вчерашних школьников, завтрашних никому не нужных безработных.
По спросу рынок достаточно большой. Но сегодняшняя система бизнес–образования удовлетворить этот спрос качественно не в состоянии. Почему? Потому что большинство школ — это либо "ПТУ для менеджеров", натаскивающих слушателей на конкретные прикладные навыки, либо "академии", возглавляемые академическими учеными–исследователями, очень смутно понимающими законы развития и реальные потребности реального бизнеса.
В чем проблема и одновременно конкурентное преимущество частной бизнес–школы без государственного финансирования — в необходимости жить по тем же законам и реалиям бизнеса, по которым существуют ее заказчики. А вот реализовать свое научное теоретическое любопытство может себе позволить практически любой государственный вуз: у него постоянная статья доходов — не важно, есть спрос, нет спроса. А частная бизнес–школа напрямую зависит от заказов, которые бизнес делает очень осмотрительно. Условных Котлера и Портера он уже прочел и убедился, что в его бизнесе их постулаты в чистом виде не работают. Отсюда — объективная неизбежность высокого качества (с точки зрения заказчика, а не "экспертов" от образования) образовательных программ. Без этого частная школа просто прекратит свое существование. Примеров масса, и не только в современной России.
По конкурентности рынок бизнес–образования сравним с московским?
— Объем рынка бизнес–образования РФ, по разным оценкам, весьма высок и составляет от 1,5 млрд до 2 млрд рублей в год. Порядка 75% — Москва, 15% — СПб, 10% — остальные регионы. Причем в этих данных учтены все виды бизнес–образования, от первого высшего до коротких тренингов, проводимых независимыми провайдерами–одиночками.
У нас в городе рынок малоконкурентный, даже сравнивая с Москвой и другими регионами — Екатеринбургом, например. Как мне представляется, по уровню деловой активности №1 — Москва, №2 — Екатеринбург. А Петербург в лучшем случае борется за третье место с Казанью. У нас в бизнес–образовании главная проблема в том, что все кинулись на легкие деньги — короткие тренинги, коучинг, фасилитация, программы личностного развития. А серьезное независимое бизнес–образование дают единицы. Независимое — это без государственной копейки, что заставляет нас быть гибкими и понимать потребности рынка.
Любому монополисту нравится отсутствие конкуренции, но такая ситуация его неизбежно подтачивает. Он делает что хочет — он цены устанавливает, продукт продавливает. В Москве очень жесткая конкуренция, и средние цены на бизнес–образование ниже, чем в Петербурге. Если у нас до пяти хороших провайдеров серьезного качественного бизнес–образования, то в Москве их более 50. Это и понятно: в Москве практически все штаб–квартиры ведущих компаний, там и деньги, несмотря на то что реальный бизнес — в регионах.
А за границей как учат менеджменту?
— В Европе общий тренд на интегральный подход. В программах ведущих школ бизнеса часто нет таких дисциплин, например, как "управление человеческими ресурсами", "организационное поведение" или "лидерство". "Человек и организация" — так выглядит "человековедческий блок". В отличие от американцев, которые в значительной степени более консервативны, в европейских бизнес–школах программы меняются регулярно.
Теперь программы стали намного короче, намного практичнее. Не только в Европе, но и у нас. Реальному бизнесу общие разговоры о "моделях–концепциях" уже давно мало интересны. По большей части нам всем приходится приспосабливаться под потребности клиента. Тренд на более прикладное бизнес–образование есть везде. Слушатели, особенно очень высокого уровня, часто готовы учиться, но не желают выполнять домашние задания. И итоговую работу для получения диплома писать не хотят. И сам диплом им не нужен. Они пришли за знаниями. Но мне известно множество примеров, когда блестящие обладатели дипломов ведущих западных школ были уволены российскими руководителями "за профнепригодность". Потому что с точки зрения конкретного собственника или руководителя (что в России часто одно и то же), профпригодность — это умение делать, а не знание, как это сделать правильно. Использовать для решения конкретных бизнес–проблем практические инструменты, а не рассказывать, как эти инструменты в принципе правильно и хорошо работают. Многие западные школы бизнеса пообломали зубы, заходя сюда. Их прекрасные (без какой–либо иронии) постулаты и рекомендации в отечественных условиях просто не работают. Практика, работающая там, не работает здесь. И аналогия с английским газоном не работает. Ни через 400 лет, ни через двадцать, полагаю, не будет единого пространства со стабильно работающей экономикой без кросс–культурных различий. И это нормально: все мы разные.
Каково соотношение корпоративных и предлагаемых ИМИСПом программ?
— Как минимум 75% нашего дохода складывается с открытого рынка. Это наши программы, на которые можно записаться по телефону, в интернете. Корпоративные когда–то занимали до 30%, но это в кризисные годы. Пару лет назад корпоративных программ было 5%, сейчас больше, их доля неуклонно растет. Очень активны регионы. Корпоративные программы хороши тем, что на них можно помогать решать бизнес–проблемы не конкретного индивидуального слушателя, а комплексно помогать развитию целых организаций. Это гораздо сложнее, но и гораздо интереснее. Если 25 лет назад обучение до 70% индивидуальных слушателей оплачивали компании, то сегодня 95% студентов оплачивают свое обучение самостоятельно. И это здорово. Человек осознанно приходит за знаниями. Он отдал свои немаленькие деньги и хочет получить адекватное обучение, которое не просто пригодится ему в повседневной практике, а сделает его работу эффективнее. Ему не нужны сказки про успех западных практик, ему нужны реальные инструменты.
Помогают ли вам выпускники?
— Выпускники помогают советом, помогают продвигать бренд своей лояльностью, часто пускают на свои предприятия, предлагая в процессе обучения слушателей найти решение проблем своих организаций. Иногда помогают решать наши проблемы. В качестве ориентира мы давно взяли школу бизнеса IMD в Лозанне. Она небольшая, заточена под актуальные бизнес–процессы. Главный их совет по работе с выпускниками: никогда не просить денег. Они уже заплатили вам, когда пришли на обучение. Главное, что могут сделать для вас выпускники, — они могут вас рекомендовать. Никаких эндаумент–фондов, никаких донейшн. Максимум, что вы можете спросить, — что сейчас происходит в бизнесе. По этому принципу у нас работает Совет бизнес–экспертов ИМИСПа.
Что было самым сложным в управлении для вас лично за 30 лет руководства?
— В тройке питерской ИМИСП был всегда, в пятерке российской был всегда. Другой вопрос — мы были первые и пятые, но всегда конкурентоспособны. И достаточно часто возглавляли и продолжаем возглавлять разнообразные рейтинги. А самым сложным был период в середине пути, когда мы приняли решение отказаться от первого высшего образования и сосредоточиться на бизнес–образовании. Был период, когда у нас, к моему большому удивлению и сожалению, стала постепенно доминировать академическая, но не бизнес–культура. Мы стали слишком много времени тратить на всякие обсуждения, медленно и слишком осторожно принимать любые решения. Процесс стал доминировать над результатом… А мир вокруг менялся быстро, как и бизнес, и мы понемногу перестали соответствовать этим быстрым изменениям.
Есть проблемы, которые решаются только "отсечением головы", когда объективно необходимы быстрые, достаточно радикальные и, естественно, непопулярные решения. Мы решили, что мы все–таки бизнес–школа, а не вуз, и отказались от первого высшего образования. Мы не занимаемся наукой, мы учим управлять.
Получается, будущее бизнес–образования прекрасно?
— Я бы переформулировал вопрос. А есть ли будущее у российского бизнес–образования? Только вот ответа на него не знаю. История последних лет двадцати как минимум показывает, что роль государства усиливается во всем. Пока мы частная бизнес–школа и от государства не слишком сильно зависим. Но "никогда не говори никогда". Кто сказал, что не будет принято решение, что образование — монопольная сфера государства?..
Пока любое дополнительное образование государством регулируется достаточно разумно и умеренно. Рынок платит — рынок и оценивает. Но вот уже разрабатываются профстандарты для учителей и преподавателей, которые отчасти предполагается распространить и на программы дополнительного образования (что, вообще–то говоря, нонсенс!). Пока это рекомендации, а не обязательные стандарты. Но все меняется… Через 100 лет бизнес–образование будет непременно. А вот что будет через год, через пять, предсказать сложно.
Я как журналист в прошлом задал бы еще такой вопрос: а что будет с ИМИСПом после Мордовина. Ведь считается, что каждый руководитель должен подготовить себе смену… Только это почти нигде не работает. Ни в малом бизнесе, ни в стране. Таков уж феномен сильного лидера, что с его уходом сразу проседает организация. Приходит другой человек, и все меняется — команда, правила, приоритеты. А смотреть на такие перемены со стороны я пока не готов.
Состав
Совет бизнес–экспертов ИМИСП (на 11.01.19) Волков Андрей Евгеньевич, Junk Reality, управляющий партнер, выпускник Executive MBA Стратегия ИМИСП Зюков Владимир Владимирович, "Нева Милк", генеральный директор, выпускник Executive MBA Стратегия ИМИСП Кириченко Александр Александрович, РОЛТЭК, генеральный директор, выпускник Executive MBA Стратегия ИМИСП Кузьмич Всеволод Михайлович, "Газпромнефть", директор Департамента развития цифровой платформы, к.т.н., выпускник МВА ИМИСП Маркелов Юрий Владимирович, "Арман", генеральный директор, вице–президент, выпускник Executive MBA London Business School / Columbia Business School Матыжев Григорий Олегович, "Мetro Санкт–Петербург" (ИД "Три Короны"), генеральный директор, выпускник МВА ИМИСП Михайлов Алексей Геннадьевич, группа "Мегаполис", исполнительный директор, выпускник МВА ИМИСП
