Скандал вокруг слияния Александринки с Ярославским театром сразу навел на футбольные аналогии.
В День театра мы получили от министра культуры РФ Владимира Мединского весьма поучительный, как принято сегодня выражаться, кейс. То есть пример того, что не должен делать представитель власти, если он не хочет нарваться на громкий скандал и загубить, возможно, хорошее дело.
В среду, 27 марта, Владимир Мединский объявил о создании нового театрально–концертного комплекса, названного Первым российским национальным театром, на базе петербургского Александринского театра и Ярославского театра им. Волкова. Ему же впоследствии пообещали отдать московскую площадку МХТ им. Чехова.
Интонации и скупые комментарии не позволили усомниться — вопрос решен. Мединский упомянул об "историческом процессе естественного, инициированного снизу объединения двух старейших театров, каждый из которых по праву претендовал на то, чтобы называться первым русским национальным театром".
Версия об "инициированном снизу объединении двух старейших театров", которую министр не счел возможным объяснять подробнее, тут же превратилась в свою противоположность. Выяснилось, что худсоветы двух театров узнали обо всем только за день до заявления министра, а рядовые артисты и сотрудники — и вовсе, что называется, из газет. Не поставили в известность даже губернатора Ярославской области Дмитрия Миронова (как петербургского — не знаем). А зачем? Театры–то в федеральной собственности. Хотя Миронов (предварительно съездив в Москву) выступил резко против этой идеи.
Протестными сообщениями и обидой наполнились сразу и ярославские соцсети. Позже там устроили флешмоб с заменой аватарки на фото ярославского театра. И это понятно. Потому что первая аналогия, которая возникала у многих людей после прочтения новости, — футбольная. Когда большой и богатый клуб из высшей лиги заводит себе фарм–клуб из второй или третьей. Представьте, к примеру, если бы завтра объединились петербургский "Зенит" и ярославский "Шинник". Представили?
Позже с довольно жестким заявлением выступил председатель Союза театральных деятелей России Александр Калягин, который тоже оказался не в курсе дела.
То есть к вечеру того же дня Минкульт имел полновесный скандал с участием всей федеральной прессы, который сам же и организовал на ровном месте. Ведь предложи Владимир Мединский обсудить эту идею всем заинтересованным лицам (вспомним историю с идеей Валерия Гергиева о присоединении к Мариинке Консерватории, Академии балета и Института искусств) — ничего бы не было.
Никаких внятный разъяснений, что хотели получить в результате реформы ее авторы, нет до сих пор. Все, что есть, похоже на перечень благих пожеланий, высказанных увлеченными людьми с богатым творческим воображением.
Экономические выгоды крайне сомнительны. Гастрольные расходы меньше не станут. Сборы от нового названия не повысятся. Социальную напряженность частично (во всяком случае в Ярославле) уже получили. В "художественном смысле" — труппа ярославского театра после проведенного общего собрания раскололась.
Вечером следующего дня Дмитрий Медведев приостановил действие соответствующего приказа министра культуры. И поручил Мединскому "провести широкое обсуждение этого проекта с привлечением профессионального сообщества и общественности Санкт–Петербурга и Ярославля". Неожиданно, да?
Ну и несколько банальных слов о театре. В. И. Немирович–Данченко говорил: выходят актеры, расстилают коврик, и начинается театр. Кто–то из не менее великих добавлял: театр начинается, когда к ним присоединяется зритель. Все так. Но всерьез, по–настоящему, зритель присоединяется в тот момент, когда в театре появляется режиссер со своей собственной, четкой картиной мира. В первую очередь — художественной картиной. Она увлекает сначала актеров, а потом зрителей. Им нравится жить внутри этой картины, нравится плакать или смеяться, побеждать или погибать вместе со сценическими героями. Они выходят из этой картины другими. Этим их и манит театр уже несколько тысячелетий.
И пока такой человек не появится — никакого театра не будет. Точнее, живого театра. Увы, в этом нет никакой исторической закономерности. Хотя здания и вывески можно менять и делать более звучными и яркими. Об этом вам скажет любой театральный человек, живущий в таком здании, под такой вывеской.
