Если бульварный театр — это не ругательство, а термин, историческое название театра для всех и каждого, а не только для умников да (пост)модернистов, то "Волнение" Ивана Вырыпаева в БДТ — это прямо–таки его образец. Высокой пробы и идеальной точности, как эталон метрической системы. Во всяком случае, так кажется поначалу.
Следить за лихими поворотами одного несостоявшегося интервью — вполне увлекательное занятие. Нажатия на болевые точки политической ленты новостей — нацизм, антисемитизм, толерантность, левый либерализм, цензура — вызывают смех, особенно когда проблемы современной Польши и всего остального просвещенного мира напоминают зрителю о собственных российских проблемах. От признаний и скандалов ничего не отвлекает. Художник Анна Мет оборудовала на сцене безликий нью–йоркский лофт с рекламными огнями и фрагментом лейбла — sin (ага, ага!) — за окном. Тут все и разговаривают полтора часа, только Улья разок выходит в туалет (и это поворотный момент сюжета). Музыка Антона Батагова, еще до премьеры звучавшая на публике в собственном исполнении автора, в спектакле почти незаметна. Давно декларируемый идеал Ивана Вырыпаева как будто бы достигнут: зрительский театр, кассовая постановка, никакого режиссерского волюнтаризма, благо автор пьесы — сам же и режиссер.
Но все это — только видимость. Неправда. Точнее, цитируя саму Улью Рихте, то и дело сочиняющую душераздирающие подробности своей биографии, которые легко опровергаются "Википедией", "это не ложь, это творчество". Заподозрить неладное стоит, когда закадровый голос Андрея Феськова, поясняющий мотивы и чувства персонажей, начинает сбиваться на странные притчи о буддийских монахах, нацистских офицерах и священниках–педофилах. В бульварной истории задувает потусторонний сквозняк. Иван Вырыпаев принимается своими руками разбирать на молекулы реальность, которую сам же так тщательно обустроил.
Актеры второго плана — умильно–фальшивый интервьюер Рустам Насыров (воплощение всех и всяческих фобий по поводу журналистики и журналистов), карикатурно–взвинченный литературный агент Дмитрий Воробьев, холодная нью–йоркская штучка Юлия Марченко и "хороший парень" Василий Реутов (который оказывается вовсе не таковым) — героически держатся своих типажей, несмотря на поплывшую ткань сценического бытия. Не потому ли, что их персонажи отказываются слышать и принимать то, что говорит Улья Рихте, а значит, недостойны вочеловечения?
