Тарантино — хотя и имеет в России культовый статус — был понят у нас однобоко. Его фильмы воспринимают до сих пор как своеобразный гимн насилию и констатацию отсутствия границ между злом и добром. Это вызывало еще в 1990–е тайный отклик в миллионах постсоветских сердец, с радостным криком "все позволено". Временами Тарантино, конечно, заигрывал с насилием, но все–таки это не самоцель, а нужно было ему для чего–то. Может, для того, чтобы понять самого себя. Но в любом случае насилие было для него вопросом, а не ответом.
Однако новый фильм стоит вообще особняком; на вкус рецензента, это самое выдающееся кино мастера. Оно настолько многоплановое и многосоставное, что на его разбор не хватит одной рецензии. Ограничимся поэтому рассмотрением структуры фильма. Формально сюжет вживлен в рамки подлинной истории кино конца 1960–х. Главные герои, актер Рик Далтон (Ди Каприо) и его дублер Клифф Бут (Брэд Питт), снимаются во второсортных вестернах и боевиках, которые к тому времени уже стали фоном, штампом. Актер и дублер — незаметные, но неотменимые винтики, функции самого механизма по имени Голливуд.
Место надреза истории выбрано точно, индустрия образов как раз готовится к завоеванию мира. 1970–е — это смена эпохи модерна на постмодерн, режиссер рассказывает об этом на языке кино, с помощью многочисленных цитат и парафразов. Постмодерн, говорит Тарантино (главный, заметим, его бенефициар), — это когда актер перестал разделять жизнь и кино, когда жизнь превратилась в кино, а кино — в жизнь, когда стало невозможно понять, что игра, а что — нет. Этот важнейший момент смены эпох фильм фиксирует, именно прыжок в постмодерн совершают герои в конце — когда начинают вести себя так… как будто снимаются в фильме (так и хочется воскликнуть) у Тарантино!
К 1970–м телевидение и кино переходят в новое качество и начинают управлять жизнью: как когда–то люди опирались на мифы, так теперь мыслят кинообразами и киносюжетами.
"Живем, словно снимая кино о самих себе" — чувство, знакомое человеку эпохи постмодерна. С тех пор человек балансирует между явью и реальностью, и у него постоянно возникает соблазн "переиграть прошлое" — отсюда склонность к альтернативной истории. Например, сведи судьба режиссера Романа Полански с исполнителем главных ролей в спагетти–вестернах — и история кино могла бы сложиться совершенно иначе. Или вот еще один вариант альтернативной истории — актеру Ди Каприо здесь представляется уникальная возможность попробовать себя на экране в роли "плохого героя", а затем еще и антикультуртрегера, защитника "священного права собственности" в самом вульгарном ее понимании.
Таким образом, Тарантино удалось снять кино о самой материи кино, которая неотделима от материи жизни. Когда режиссер говорит, что это, возможно, его последний фильм, вряд ли это совсем уж кокетство. Коротко отвечая на вопрос, что сделал Тарантино для кино, можно сказать так: он его завершил. Глядя из перспективы "Однажды в Голливуде", ты понимаешь, что все предыдущие его работы были лишь подступами к этому девятому фильму, и смысл их также становится понятен окончательно только сегодня, из финальной точки.
