Культурное расслоение. Почему "Газпром" не показывал альтернативные проекты застройки Охтинского мыса

Закрытый конкурс — обычная практика, когда приглашаются авторитетные архитектурные компании, которым обеспечивается определенное вознаграждение за проделанную работу. Такой формат конкурса является самым распространенным для подобных проектов. Он позволяет привлечь участников с высоким уровнем компетенций и уже реализованных проектов. Это все в комплексе позволяет получить определенный уровень качества и проработанности всех представленных идей. Задачей архитекторов была подготовка концепции, которая должна соответствовать историческому контексту Петербурга и района Охты, улучшить качество городской среды и создать новое дружелюбное и безопасное пространство для работы и отдыха. Архитектурному бюро Nikken Sekkei удалось найти оптимальный баланс между деловыми и общественными пространствами, деликатно решив задачу их размещения на территории Охтинского мыса без застройки на участках культурного наследия. Это проект принципиально нового формата: вместо классического бизнес–центра закрытого типа, мода на которые в Россию пришла от западных корпораций, будет создано открытое для всех комфортное и полезное многофункциональное пространство.

Победила именитая (но не креативная) японская фирма, входящая в тройку самых больших архитектурных компаний мира, массово производящих так называемую корпоративную архитектуру. В 2006–м в результате подобного закрытого международного конкурса "Газпром" также выбрал компанию корпоративных британских архитекторов RMJM, российский филиал которой я на тот момент возглавлял. В тот раз для участия в конкурсе не пригласили российские бюро, российские архитекторы очень обиделись и практически сразу же встали в оппозицию проекту. В этот раз печальный опыт учли и россиян пригласили. Но все равно выбрали большую иностранную компанию. У меня нет сомнений, что японцы сделают грамотный и рациональный проект офисного комплекса для "Газпром нефти". Однако кроме грамотно решенного функционала есть еще и градостроительное решение, образ и архитектурный облик комплекса — именно эти аспекты важны для города и горожан. Все участники последнего конкурса в своих композициях учитывали охранную зону, однако история участка и так называемый гений места (genius loci), на мой взгляд, почти никак не нашли своего отражения в формообразовании или в стилистике предложенных архитекторами вариантов. Конкурсные концепции, похоже, не оставили вообще никаких следов и даже намеков от крепостной топографии в планировках комплекса и разбитого перед ним на охранной зоне парка. Победившая концепция японцев скорее апеллирует к корабельной истории места с заявленными образами двух сросшихся между собой хрустальных судов с острыми носами. Однако тяжеловесные пропорции комплекса и его очертания в плане вовсе не напоминают построенный тут фрегат "Паллада", а скорее похожи на большой торгово–развлекательный комплекс с протяженностью фасадов, превышающей длину "Титаника". Попытки других конкурсантов решить весь комплекс с трехсотметровым фронтом по двум набережным как единое здание неизбежно породили композиции, которые смотрятся не вполне сомасштабно в контексте участка, а местами даже скучно, если не бюджетно, ожидаемый от конкурса "вау–эффект" в итоге не прозвучал ни у одной из опубликованных концепций. С высоты своего знания истории участка и его градостроительного контекста считаю, что композиционно концепции Nikken Sekkei и "Космоса" слишком просты для этого сложного и исторически значимого участка, а концепция MVRDV слишком запутана и фрагментирована и тем самым недостаточно выразительна в своем воздействии на панорамы. Минималистичная концепция Сергея Скуратова представляет, на мой взгляд, наиболее взвешенное и грамотное градостроительное решение, но вот только не для городской, а скорее для загородной штаб–квартиры, растворенной в ландшафте в духе суровой скандинавской архитектуры.

Мне кажется, японцы — это как раз те люди, которые умеют за счет небольшого количества деталей добиться максимальной выразительности. Японский проект Nikken Sekkei — самый чистый, свежий и в наибольшей мере отвечает градостроительному замыслу Петербурга. Его центральная (входная) площадь сориентирована на Смольный собор. На мой взгляд, этот магнетизм большой формы Растрелли абсолютно органично входит в тело входной группы и является основной его эмоциональной составляющей. Безусловно, он произведет сильнейшее впечатление на людей, находящихся на площади. Это прямая отсылка к европейской школе градостроительства, к Камилло Зитте. По этим принципам построен Петербург. В здании, возведенном на Бычьем острове для президентского клуба дзюдо, я использовал тот же принцип. Градостроительная ориентация площади тоже в сторону доминанты — а именно "Зенит–арены". Когда к нам приедут люди из другой страны и скажут: "Покажите нам, как выглядит Петербург XXI века", мы сможем продемонстрировать им новое здание на Охтинском мысу. Оно реалистично, понятно и прозрачно. Что же касается каких–то семипалых или пятиконечных решений, на мой взгляд, они немножко оторваны от городского контекста и игнорируют городскую ткань. То есть они автономны сами в себе и могли бы находиться в другом месте. Геометрические лабиринты в проекте голландской компании MVRDV уже настолько набили оскомину, что даже странно, что они предлагались для этого места.

Мне показалось, что все проекты можно разделить на два блока. Первый — относительно удачные и интересные. И второй — менее удачные или совсем неудачные. Как ни печально, ко вторым я бы отнес голландский проект MVRDV. Если исходить из того, что удалось посмотреть, мне больше всего понравился проект мастерской Скуратова. По–моему, он наиболее реалистичен. Я, безусловно, не со всем в нем согласен, но по параметрам новизны и одновременно уместности и нейтральности, интеллигентности и сдержанности он мне понравился. Я бы убрал несколько этажей на свой вкус. Такой достаточно нейтральный и при этом невысокий изрезанный объем на Охтинском мысу мог бы быть. Что касается японского проекта, который победил: я бы отнес его к лучшей части, но не могу сказать, что он меня впечатлил или просто устраивает. Мне кажется, что лаконичные и одновременно внемасштабные объемы, которые использовали японские архитекторы (две нерасчлененные лодочки, соединенные покрытием), — такой прием опасен. Внемасштабный объект может задавить окружение, и особенно все то, что на противоположном берегу, в первую очередь Смольный собор. Кроме того, проект для конкурса все–таки слишком банален.

Я ни в коем случае не умаляю достоинств участников этого конкурса, но могу сказать, что кроме них в мире есть еще не менее двух сотен достойных архитекторов, в том числе петербургских. А место это даже поважнее, чем Тучков буян, и по площадке, и по истории. Здесь город зарождался. А при таком объеме нового здания в любом случае крепость (стоявшую здесь. — Ред.) не восстановить и не показать. Очевидно, что объемы всех конкурсных предложений избыточны. Это надо было делать как–то совсем по–другому. Я бы рассматривал этот конкурс как предварительную оценку и перешел бы к нормальной организации оператором конкурса, как сейчас происходит с конкурсом Тучкова буяна. И я вас уверяю, что результат был бы другой.

Такая застройка — это необычное отношение к фортификационным памятникам. Никому бы не разрешили делать какие–то надстройки над земляным городищем, которое находится в лесу. Даже если оно одно, а на Охтинском мысу их три сразу. Единственное их отличие — что они были обнаружены в городской среде. Такие памятники всегда сохраняются в ландшафте. Регулируется даже застройка в окрестностях полукилометра. Если под застройкой на Охтинском мысу предполагаются какие–то фундаменты и тем более подвальные этажи, то, естественно, это попадает на место расположения архитектурно–археологических объектов. Во время наших археологических исследований были выявлены остатки трех крепостей. Первоначально это было средневековое мысовое городище. Затем шведская крепость Ландскрона в XIII веке. И в XVII веке крепость Ниеншанц. Она была последней и самой большой. Соответственно, внутри нее сохранились остатки двух предыдущих. Это реальные следы прошлых эпох, исторических событий, связанных с ними.