Искусство и коронавирус: кризис ставит перед театрами новые вызовы

Весна — урожайное на театральные премьеры время. Но только не в этом коронавирусном году.

18 марта постановлением городского правительства все музеи, концертные залы и театры были закрыты для зрителей. Театрам пришлось решать, что делать с выпуском спектаклей: кто–то отложил их до лучших времен, кто–то перешел в онлайн–формат. Театр "Приют комедианта" решил показать новый спектакль Дмитрия Волкострелова "Русская классика" в прямой интернет–трансляции. Но 27 марта во второй половине дня городские власти постановили все культучреждения закрыть для сотрудников, а прямые трансляции запретить.

Как режиссер и директор — художественный руководитель пережили эту драму? Что не увидели мы, зрители? Как нам всем жить дальше? Дмитрий Волкострелов и Виктор Минков рассказывают обозревателю "ДП".

Вы помните этот день, 27 марта? Как узнали о запрете онлайн–трансляций? Как пережили известие, что премьеры не будет, теперь уже совсем никакой?

Виктор Минков, директор театра "Приют комедианта": У Димы в этот день с четырех был прогон. В полшестого я пригласил его к себе и сообщил, что трансляции не будет. Дима такой поразительный человек — его, кажется, уже ничем не удивишь. В принципе, мы были готовы к такому повороту: в Москве уже были введены ограничения, а Петербург идет на один шаг позади. Весь вопрос был в дне и часе, проскочим — не проскочим.

Дмитрий Волкострелов, художественный руководитель Центра им. Мейерхольда (Москва), режиссер спектакля "Русская классика": Нормально, ничего такого. Для меня премьера не является чем–то сакральным. Репетиции, сочинение и дальнейшая жизнь спектакля — это линия, в которой премьера лишь одна из точек, хотя, безусловно, и важная. Все к тому же зависит от спектакля. Например, в "Хорошо темперированных грамотах" мы придумали такую постановку, что каждый показ был не премьерой, а генеральной репетицией. Люди приходят, мы с ними взаимодействуем, смотрим, как они участвуют в спектакле, все каждый раз меняется. В "Русской классике" премьера — один из компонентов жизни спектакля, просто он появится чуть позже. Я не отношусь к этому обстоятельству как к проблеме.

Вернемся на шаг назад: как вы решились на онлайн–трансляцию "Русской классики"?

В. М.: Я согласен с Костей Богомоловым, когда он говорит, что трансляции — это антиреклама театра. Никакая телевизионная картинка не даст того сиюминутного общения между зрителями и актерами, которое есть в живом театре. Плюс вопрос качества снятого материала: одно дело — полноценный телеспектакль, другое — когда тебе показывают наспех сколоченную историю. "Приют комедианта" каждую премьеру снимает с четырех–пяти камер и монтирует как телеспектакль. И все равно в апреле мы покажем лишь две смонтированные постановки онлайн — "Толстого нет" и "Человек из Подольска" — прежде всего для соотечественников за рубежом. Однако с "Русской классикой" дело другое. Дима, выпуская спектакль, репетировал применительно к сложившейся ситуации и с прицелом на видеозапись. Это была бы акция живого театра — только сейчас и больше никогда.

Д. В.: Была идея, как сделать "Русскую классику" чуть более удобоваримой для онлайн–зрителя, но глобально эта постановка, как и многие другие наши спектакли, требует реального присутствия зрителя. Есть разные театры. Для многих онлайн–трансляция — это лишь бледный слепок с подлинника.

Вам не кажется, что в нынешних условиях полной неопределенности может родиться новый жанр, не плохой перевод одного вида искусства на язык другого, экранного, а нечто новое, гармонично использующее средства театра, видео и интернета?

Д. В.: В театре post мы обсуждаем — разумеется, удаленно друг от друга, — что бы это могло быть. Сейчас пытаемся придумать, как перевести наш последний спектакль — "Случайность" — в полноценный онлайн–формат. Тут сложный момент возникает. Я всегда говорю: все, что мы назовем спектаклем, им и будет. Новая ситуация ставит серьезные вопросы: не окажется ли взаимодействие театра и зрителя с помощью интернета чем–то другим, не спектаклем вовсе? Есть известное определение, что спектакль — это система организации времени и пространства. В данном случае мы можем организовать время, но что делать с пространством?

Да и со временем, ведь у каждого есть кнопка "выкл.".

Д. В.: И перемотать можно, и сходить за бутербродом, чайку налить…

Если вернуться в настоящее, как обстоят ваши дела сию секунду?

Д. В.: Мы подвисли в ожидании и продолжаем думать про "Русскую классику", доделываем технические моменты за компьютерами. Я пребываю в неопределенности, и мне, если честно, нравится это состояние. Читаю много прогнозов — не театральных, а в принципе про человеческое сообщество. Такая серьезная интересная неизвестность нас ждет. Конечно же, это проблема. Но пока мне не кажется, что грядет катастрофа. Хотелось бы, чтобы я не ошибался.

В. М.: Впервые за всю жизнь — а в ноябре будет 25 лет, как я руковожу "Приютом комедианта", — идет колоссальная переоценка всего жизненного устройства. Даже в 1990–е годы, когда продукты давали по талонам и не было денег на зарплату, театр не закрывался. Теперь он закрыт, а для меня самый большой кайф — это полный зал, аплодирующий артистам. Все это даже не страшно, а как–то непонятно.

Слава богу, у меня театр государственный, хорошо, что я не слушал советов и не переводился в частники. Средняя зарплата сотрудника "Приюта комедианта" — 58 тыс. рублей. Из них городской бюджет финансирует половину, другую половину я должен зарабатывать на продаже билетов. "Приют" был на большом подъеме благодаря последним премьерам и гастрольным планам (у нас было запланировано 14 гастролей с полной оплатой расходов и райдера, с хорошими гонорарами, и все они рухнули). В марте были скоплены какие–то деньги, и все наши сотрудники получат зарплаты полностью. А вот с апреля мы садимся на бюджетную зарплату, которая, как вы понимаете, в 2 раза меньше. Но хотя бы эта подушка безопасности до конца года есть. Благо комитет по культуре добился от финансово–экономического блока, что мы сыграем на 25% меньше спектаклей при условии сохранения суммы в госзадании.

Сейчас понятно, что 2020 год потерян. При страшной ситуации в экономике, даже когда мы заиграем, театральный рынок и сфера развлечений будут восстанавливаться очень долго: у людей просто не будет денег.

Я слышу на всех углах, что культура — это один из государственных приоритетов, ей будет что–то дадено. К примеру, власти Приморья компенсируют 70% упущенной выгоды театров Приморья. Это поступок. "Приют комедианта" в среднем зарабатывал 6–7 млн рублей от продажи билетов. Если бы нам компенсировали 70%, я бы смог сохранить все зарплаты на мартовском уровне и поддерживать жизнь театра, репетиции новых спектаклей.

Это когда можно будет собираться больше двух. Давайте об этом светлом будущем, о "Русской классике": из всех описаний спектакля, что есть в Сети, ничегошеньки не понятно. Все русские классики что есть, интерьеры литературного музея, пять версий постановки, пять наборов исторических событий, игра со зрителями в вопросы и ответы. Как это будет устроено, чего ждать на премьере?

В. М.: Вот я в "Театре–Театре" Бориса Мильграма смотрел спектакль Димы "Пермские боги". Я его видел, а сказать, что там происходит, не смогу. Если одним словом — это ритуал. И "Русская классика" в каком–то смысле тоже.

Д. В.: Для меня самого в спектакле много непонятного. Столкновение с понятием "русская классика" — непростую задачу мы поставили перед собой. Я могу очень просто рассказать, что происходит, но не уверен, что это надо делать.

То есть выстроена понятная форма, которая сама рассказывает содержание, как у вас часто бывает?

Д. В.: Можно и так сказать. Но лучше сказать, что это спектакль о невозможности театрального взаимодействия с пространством русской классики.