Патриарх Кирилл назвал эпидемию Божьим промыслом. Который нужен, чтобы разрушить общество потребления. Логичное для лидера ортодоксальной церкви заявление. Но в ситуации с тысячами жертв звучит цинично. Вряд ли это хотел услышать народ от патриарха. Он бы, может, хотел что–то пооптимистичнее: типа, Господь сообщил Кириллу во сне, что все скоро закончится, крепитесь! Или поконкретнее — как выжить, чем заняться.
Две вещи сделала РПЦ в этот вирус. Во–первых, долго не хотела закрывать храмы. Что понятно: источник дохода — закроешь, а жить–то на что? Тут церковь в одном положении с ресторанами. Во–вторых, объезд–облет городов с иконами: Варсонофий на вертолете вокруг Петербурга, Кирилл на "мерседесе" вокруг Москвы. Долго с этим делом тянули — не верили сами в возможность чуда. Что облетят — и все закончится. Правы оказались. А если чуда нет, надо как–то в текущую жизнь вписываться — работать социальным институтом. А нам взамен фаталистическую версию выдают — про Божий промысел.
Страшно далеки они от народа, говаривал Ленин. И ведь не в первый раз — до потрясений 1917–го народ и церковь довела. Была в Российской империи огромная проблема с разводами. Ими ведала церковь. Она считала, что для сохранения нашей святости надо, чтобы каждый как женился — так по гроб жизни. В теории развестись было можно. Сначала подать прошение с изложением повода развода. Затем местный священник уговаривал супругов помириться. Если истец отказывался, дело уходило в консисторию (учреждение при епископе, в котором заседали протоиереи). Там начинали расследование — вызывали свидетелей, объявляли розыск супруга (если он куда исчез), запрашивали медицинские освидетельствования (если истец жаловался на половое бессилие или душевную болезнь партнера). Консистория писала решение, передавала его епископу. Если тот одобрял, дело направлялось в Синод в Петербурге. Синод отклонял 70% уже одобренных епископами разводов. Разводные дела длились годами, вероятность успешного исхода была минимальной.
В 1913–м (уже во вполне либеральные времена) разрешили 4 тысячи разводов. Всего православных в России в 1913–м было 98 миллионов. Оснований для развода было мало. Проще всего с осужденными: отправили мужа на каторгу — жене развод разрешали (то есть она могла снова выйти замуж). Измена принималась в качестве причины развода, но доказать ее было сложно. Чистосердечное признание супруга (да, изменял) — не принималось. Необходимы были свидетельские показания. Свидетели должны были доказать, что лично видели факт прелюбодеяния, а не только думали, что он был (показания, что мужчину видели лежащим в постели с неодетой женщиной, отклоняли). Из показаний свидетеля на процессе 1914 года: "Около 11 ч. утра я сидел в своей квартире, но вдруг дверь распахнулась, в нее быстро вбежал поручик Николай Мих. М., поддерживая одной рукой спущенные брюки…" (поручик бежал от любовницы, поскольку неожиданно вернулся муж). Впрочем, свидетелям не верили — считалось, что они подкуплены. Более очевидные мотивации развода не принимались. Крестьяне в причинах развода указывали, что хозяйка из супруги негодная. Крестьянки — что муж исчез и в одиночку она не может содержать семью. Распространенная ситуация — муж просил развода с официальной женой, поскольку давно имел детей от другой и хотел узаконить их. Все это не принималось церковью.
И к чему привело? К тому, что народ начинал сходиться и расходиться без всяких официальных бумаг. И выходил из православия в более прогрессивные конфессии.
Вывод: не надо перебарщивать с консерватизмом.
Сергей Балуев, главный редактор журнала "Город 812"
