Вынужденные апрельские каникулы для многих могут оказаться майскими и даже июньскими. А может быть, продолжатся и далее. После карантина людям просто некуда будет идти, поскольку их рабочее место "обнулилось". Согласно последнему исследованию "Ромир", в столице без работы уже остались 12% занятых, а 39% временно не работают.
В России же в целом, как заметил глава Счетной палаты Алексей Кудрин, безработица может вырасти более чем в 3 раза — с 2,5 млн до 8 млн. Менее оптимистичная оценка советует увеличить этот показатель вдвое, миллионов до шестнадцати. Расчет здесь простой — из 72 млн трудоустроенных в России 17 млн работают на государство, которое сохранит своих служащих, а из оставшихся 55 млн примерно четверть занята в аграрном секторе, ЖКХ, производстве электроэнергии и водоснабжении — то есть там, где увольнения будут минимальными.
Таким образом, даже 40%–ное сокращение рабочей силы частного сектора означает безработицу для 14–18 млн россиян. Много, очень много, но истина, наверное, все–таки посередине — 10 млн безработных, каждый седьмой. Видимо, на такой прогноз ориентируется и начальство, когда обещает увеличить пособие по безработице до размера МРОТ — $1,5 млрд ежемесячных выплат бюджет потянет даже при нефти по $20.
Правда, экономисты и предприниматели настаивают, что лучше начать платить уже сейчас, не дожидаясь массовых увольнений, с прицелом на то, что граждане, выбравшись из квартир на улицы, отправятся за покупками и поддержат живыми деньгами торговлю и логистику — отрасли, обеспечивающие треть рабочих мест в стране. Начальство отделывается обещаниями подумать, народ же, что примечательно, безмолвствует, не требуя ни денег, ни даже работы.
Молчание людей можно объяснить страхом лишиться и последнего. Но молчат и профсоюзы, которым, по идее, сам бог велел сейчас возвысить голос в пользу человека труда.
Однако с профсоюзов сейчас спроса быть не может. Их золотой век прошел вместе с индустриальной эпохой. В то время фундаментом могущества профсоюзов была невозможность для работодателя перенести производство куда–либо без ущерба для качества.
Фактически профсоюз представлял собой картель работников одного профессионального уровня, договаривавшихся не продавать свой труд ниже определенной цены и вынуждавших нанимателя соглашаться с их условиями. Деваться тому было некуда — он продавал товар большей частью там, где производил, и открыть новый завод в другом месте просто не мог. Тем более он не мог рисковать качеством, допуская к машинам неквалифицированных сотрудников.
В новом постиндустриальном мире капитал оказался важнее труда, поскольку современное производство требует много машин, но мало работников.
Не хотите трудиться у меня — ну и не надо, скажет промышленник, поищу тех, кто будет сговорчивее. Может быть, даже в другой стране.
Тем, кто сегодня может претендовать на зарплату "выше рынка", нет смысла ограничивать себя рамками профсоюза: их высокие заработки — фактически рента, которую профессионалы получают со своей репутации и опыта. А всем, кто занят в торговле и сервисе, очень трудно диктовать нанимателю свои условия — в "супермаркетовой" торговле замена опытного продавца на новичка не несет больших рисков для нанимателя.
Тем не менее спрос на организацию, которая сможет эффективно отстаивать интересы человека, живущего своим трудом, существует, а значит, должно будет появиться и предложение.
Дмитрий Прокофьев, экономист
