Я не люблю слово "стартап" и особенно "стартапер". Теоретически в них нет ничего плохого: стартапом должeн называться любой начинающийся бизнес. Но… только не сейчас и тем более не в России. Люди, которые намереваются начать бизнес, называют себя как угодно: "торгаши", "барыги", "учредители", но только не стартаперы. Бизнес ведь — это "про продать": что–то делать или покупать — и продавать с выгодой. День за днём, год за годом.
Стартап — это про другое. Человек, именующий себя стартапером, имеет целью сделать бизнес на чужие деньги. Его цель, часто единственная, — найти инвесторов, "поднять раунд". И в несколько приёмов избавиться от своего дела. Раскрутить и продать.
Этот подход, вообще говоря, порочен, поскольку в большинстве случаев подразумевает имитацию вместо деятельности. Ни одно дело не бывает сразу большим, успешным и многообещающим, и всякий бизнес требует годы и годы напряжённой, скучной и малопривлекательной работы, прежде чем выльется во что–то стоящее. Но на скучную и малопривлекательную работу вы инвесторов не найдёте. Поэтому вокруг стартаперства существует целая индустрия бантиков и свистков, имеющая целью разукрасить любое начинание до состояния, когда человек с улицы захочет бахнуть в него денег. И задача стартапера — создать такое дело, на которое удобно будет вешать бантики.
Способен на это далеко не каждый. В российской стартап–тусовке доминируют три основные категории.
Первая — "прорывные инноваторы", люди, искренне или нет, уверенные, что смогли обмануть физику и создать продукт, который не умеет и в ближайшее время не сумеет создать никто другой. Вечные двигатели, плёночные газгольдеры, гибридные дирижабли, нейросети, роботы и беспилотные квадрокоптеры на метане — что бы ни делал такой стартап, оно, несомненно, самое лучшее, не имеющее аналогов, созданное по новейшим, желательно военным, технологиям и переворачивающее самые основы мироздания. Инвесторы прорывных инноваторов недолюбливают в силу своей неспособности отличить действительно революционный продукт от антинаучной ереси и даже прямого подлога.
Вторая категория — "крепкие хозяйственники", придумавшие или полагающие, что придумали, способ делать то же, что у всех, на 10 процентов дешевле. Обычно — немолодые люди с опытом и связями, уже договорившиеся, куда продадут свои "улучшенные" изделия. Почти во всех случаях этот "обман экономики" достигается занижением какой–нибудь неочевидной составляющей себестоимости или обнулением маржи, но эта проблема не сильно тяготит хозяйственника, поскольку его дело — привлечь инвестиции, а затем сбыть предприятие целиком.
Наконец, третьи — это "вечные стартаперы", ближайшие родственники вечных студентов и вечных невест. Их экзистенциальная задача — "что–нибудь замутить". Наиболее умная и пройдошливая их часть монетизирует связи и знакомства, оставшиеся становятся профессиональными грантополучателями, зачастую достигая в этом искусстве порядочных высот.
Легко заметить, что ни от одного из этих типажей не веет ароматом безоговорочного успеха. Собственно, поэтому и успешных стартапов в России практически нет: индустрия, призванная их выращивать, пропускает через своё сито почти исключительно профессиональных проходимцев. Людям, что–то всерьёз умеющим "не так, как все", обычно чрезвычайно некомфортно в мясорубке презентаций и отчётов, квалифицированные управленцы стараются держаться в стороне от сомнительных "инновационных" тем с постоянно меняющимися правилами, допусками и посадками. Остаются середняки разной степени гибкости и циничности.
Именно они и называют себя стартаперами.
Константин Хайт, CEO группы компаний Partners Solutions, Роли (Северная Каролина)
