Со всеми вытекающими для бизнеса.
В конце 2019 года Европейский союз объявил о крупнейшей в истории коррекции экономического курса. В рамках так называемой "зелёной" сделки страны приняли обязательство к 2050 году стать углеродно нейтральными. Определённых успехов зелёные в Европе уже добились: в период с 1990 по 2017 год в ЕС смогли сократить выбросы парниковых газов на 22%. Но нужно больше, и для этого в зелёную сферу планируется перенаправить 1–2% ВВП, в том числе значительную часть пакета постковидной помощи.
За глянцевым фасадом важно разглядеть будничные кейсы новой экономики. Например, нормой в ЕС стала торговля квотами на выбросы парниковых газов, которые предприятия получают от государства. Считается, что это даёт стимул инвестировать в модернизацию производства: тогда часть квот не пригодится и их можно перепродать. Но ряды продавцов пополнили отнюдь не модернизаторы, а те, кому нужно срочно пополнить оборотные средства. Газета Financial Times описала случай румынской сталелитейной компании Liberty Galati, которая год назад продала свои квоты за 100 млн евро. Компания надеялась выкупить их обратно к апрелю, но вот беда — в последний момент закрывают свои эмиссии не они одни, так что квоты сильно подорожали. В итоге весь месяц менеджмент бегал по ЕС в поисках не слишком разорительной цены.
В игру включаются и финансисты. С прошлого года 12 крупнейших мировых страховщиков и пенсионных фондов оказывают давление на фирмы, чтобы изменить деловую модель в пользу альтернативных источников. А представители фонда Deutsche Bank–DWS выступили с инициативой вообще закрыть доступ к финансовым ресурсам фирмам, не желающим сокращать выбросы. Эту инициативу уже подписали 30 соответствующих фондов. Правда, пока исследования, проведённые на данных 2005–2018 годов, не демонстрируют корреляции между объёмами выбросов CO2 и доходностью облигаций.
Обошли США и Европу
Читайте также:
Рейтинги ДП
Рейтинг социальной ответственности — 2021
Мало кто знает, но Россия даже сильнее Европы сократила парниковые выбросы, по сравнению с 1990 годом — сразу на 25%. Правда, не от хорошей жизни: частично закрылась тяжёлая промышленная база СССР. Но и экоповестка постепенно становится новой нормой. РЖД, например, декларировали переход на углеродную нейтральность в течение 30 лет — как раз вместе с Евросоюзом.
О необходимости подумать о природе на климатическом саммите в апреле заявил и российский президент Владимир Путин. Ход отчасти геополитический, ведь это ставит Россию на одну сторону с Европой и Америкой, вернувшейся в Парижское соглашение с приходом Джо Байдена (c 1990–го страна нарастила выбросы на 13,7%). Появляется позитивная повестка для долгожданной разрядки в отношениях с Западом. Но и Китай раскаялся в том, что последние 30 лет бурного роста сильно нарастил выбросы (+360%). Там тоже активно принимают "зелёные" программы и обещают достичь углеродной нейтральности к 2060 году.
Помимо внешней политики у России есть и сугубо экономические интересы. "До 2030 года значительное сокращение выбросов потребует стремительного отказа от использования угля, что приведёт к повышению спроса на природный газ, который расценивается как переходное к низкоуглеродной экономике топливо, — рассказывает профессор кафедры международных экономических отношений и внешних экономических связей МГИМО МИД РФ Наталья Пискулова. — Это позволит увеличить его экспорт в кратко– и среднесрочной перспективе".
В долгосрочной же перспективе это даёт шанс технологически перестроить экономику и диверсифицировать экспорт. Во–первых, за счёт возобновляемой энергетики — ещё несколько лет назад её в России просто не существовало, а сейчас годовые вводы уже приближаются к объёмам в классической энергетике. Во–вторых, за счёт водорода, переход на который прогнозируется на дистанции 20–30 лет. Показательно, что тему энергоперехода (и перестройки сопутствующих внешнеэкономических отношений) доверили важному и нужному для системы человеку — Анатолию Чубайсу.
Наконец, возможны и внутриполитические выгоды. Эксперты ВШЭ пошли дальше всех и предложили сделать экологию новой национальной идеей. "Защита природы, особенно если усилия по её обеспечению сопровождаются уменьшением социального неравенства, является одним из немногих вопросов, способных объединить общество и элиты, разные, враждующие друг с другом по большинству других вопросов политические силы. По своему объединительному потенциалу идея защиты природы может стать на один уровень с Победой в Великой Отечественной войне", — написали учёные в своём программном докладе "Поворот к природе: новая экологическая политика России в условиях “зелёной” трансформации мировой экономики и политики". Документ увидел свет в апреле, как раз перед выступлением президента на климатическом саммите.
Догоняем на местах
То есть первый шаг сделан и вектор определён, но Россия явно выступает в роли догоняющих. Так, например, модные на Западе "зелёные" инструменты финансирования готовы выпускать, по опросам, только 4% российских корпораций. В основном в приученной к высокой корпоративной культуре Москве, но чем глуше регион, тем хуже обстоит дело.
"Реальный вклад в качество окружающей среды — это уже индикатор высоких управленческих навыков, дальновидности собственников и готовности к вызовам будущего, но процент бизнеса, который реально перестраивается, а не делает вид, всё ещё сравнительно невелик", — констатирует Юлия Филаткина, исполнительный директор Российского экологического общества.
По её словам, есть три категории бизнеса. Первая — примерно сотня компаний, которые принимают конкретные меры, чтобы перестроить бизнес–процессы и соответствовать требованиям устойчивого развития. Вторая группа — перестраивающиеся компании, они уже озабочены "зелёной" повесткой, их руководители проходят обучение, вводят специальные должности, начинают разделять промышленную безопасность и экологию, заботиться о климатических рисках. А третья группа — это те, кто либо отдалённо слышал о повестке, либо не слышал вовсе или считает это блажью, там управленческий персонал вообще не понимает, зачем это нужно. "К сожалению, эта третья часть очень значительная. Особенно в бедных регионах, где чаще закрывают глаза на неэкологичную деятельность компании, если бизнес создаёт рабочие места", — говорит эксперт.
Петербург — регион не бедный, но здесь работает не так много публичных компаний, как в Москве, и это сказывается на уровне "осознанности" бизнеса. Просмотрев собранные нами "ведущие зелёные практики", один из потенциальных членов жюри в сердцах написал в редакцию: "Вы мне предлагаете сравнивать планы компаний, которые действительно занимаются оценкой негативного воздействия на окружающую среду, с инициативами по сбору крышечек и двухсторонней печати документов на принтере". Проблема в том, что и те и другие кейсы прислали компании с сопоставимыми многомиллиардными выручками. Просто кто–то видит свою роль в полной технологической перестройке, а кто–то — в создании минимальной корпоративной культуры.
"Все проекты актуальны, и хорошо, что они есть, но большинство из них — это то, что предприятия уже по умолчанию должны делать в рамках современной экологической парадигмы, — комментирует Дмитрий Субетто, декан факультета географии РГПУ им. А. И. Герцена. — На каждом предприятии должны реально работать современные стандарты организации труда и экологического менеджмента, малоотходные и ресурсосберегающие технологии. Каждое предприятие в рамках российского законодательства должно успешно решить свои проблемы с выбросами в окружающую среду, очисткой сточных вод, утилизацией отходов". По его мнению, поощрения достойны проекты, когда предприятие активно инвестирует средства в зелёные технологии не только у себя на предприятии, но и в регионе. Очень важно, если средства предприятия направляют на зелёную инноватику и ведут активную общественную экологическую работу среди населения.
"Конечно, мы находимся в начале длинного пути, — заключает Юлия Филаткина. — Нужно срочно повышать компетенции управленцев как во власти, так и в бизнесе. Но дорогу осилит идущий, и здорово, что уже есть продвинутые компании, которые предпринимают конкретные шаги".