У оказавшихся в эпицентре исторических событий людей возник вполне закономерный вопрос — а как через подобные перетряски проходили предыдущие поколения? Ответы стали искать в исторической литературе.
Прошедший 2022–й с полной уверенностью можно назвать Годом истории. Причём Большой истории, которая словно бульдозер подминает под себя жизнь частного человека.
Резкая и внезапная смена привычного хода событий естественным образом порождает желание разобраться в настоящем с помощью прошлого. Интерес к определённым событиям, в первую очередь ХХ столетия, выразился в росте продаж уже изданных конкретных авторов и переиздании закончившихся тиражей, появлении новых подкастов и телеграм–каналов, посвящённых разным историческим эпохам, и увеличении подписчиков у давно существующих.
Помнить по–разному
Запрос на экспертное знание в области мемориальной культуры и истории ХХ века актуализировался весь прошлый год. Весной читатели расхватывали книги, посвящённые теме памяти и травмы, — в топ моментально вышла книга Николая Эппле "Неудобное прошлое", а издательству "НЛО" пришлось оперативно печатать третий тираж.
Читайте также:
Культура
Петербуржцы ищут стабильности в театрах и книгах
На соседних строчках негласного хит–парада разместились документальная "История одного немца" Себастьяна Хафнера (издательство Ивана Лимбаха), которую тоже пришлось допечатывать, "В саду чудовищ: Любовь и террор в гитлеровском Берлине" Эрика Ларсона (издательство "Альпина нон–фикшн"), "Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929–1939" Флориана Иллиеса (издательство Ad Marginem).
В рекомендуемых к прочтению десятках–двадцатках самых важных, самых нужных, самых–самых книг в 2022 году постоянно назывались работы — художественные, документальные, научные, — центральный сюжет которых составляли исторические катастрофы ХХ века. Осенью интерес к вдумчивому и осознанному чтению возобновился с новой силой, а спровоцировала его сентябрьская мобилизация. И, например, одной из самых продаваемых стала монография оксфордского профессора Николаса Старгардта "Мобилизованная нация. Германия 1939–1945", выпущенная издательством "Азбука".
"С одной стороны, история на самом–то деле не повторяется. Мысль банальная, но является основой основ исторического знания. С другой — есть попытка построить какие–то модели, обращаясь к другим обществам, оказавшимся как будто бы в похожей ситуации. Мне, например, очень помогла книга Евгении Лёзиной “ХX век. Проработка прошлого”. Тема та же, что и у Николая Эппле в “Неудобном прошлом”, — о проработке травматической памяти обществ, но у Лёзиной чрезвычайно скрупулезное, подробное исследование в масштабных и невероятных подробностях, и по сути автор говорит, что делать дальше, — комментирует кандидат исторических наук Константин Тарасов. — В этом году она, к слову, получила премию “Просветитель”, что дорогого стоит. Это тоже довольно показательно — год за годом возникает тема работы с прошлым и становится актуальной, хотя бы для конкурсной комиссии этой премии, думающей о развитии российского общества. И это, разумеется, касается не только сталинского прошлого, но и современности, потому что какое–то количество людей уже сейчас думает, что делать дальше".
А дальше можно осваивать и осмысливать сформировавшийся и артикулированный опыт, представленный в изобилии как в научных, так и в художественных текстах. Николай Эппле последовательно разбирает и анализирует способы переживания, осмысления и работы с катастрофическим прошлым на примерах от Латинской Америки до Азии с Африкой, заодно демифологизируя сопутствовавшие этим процессам обстоятельства. Себастьян Хафнер рассказывает о собственной жизни, часть которой пришлась на правление Гитлера, и о том, как ему удавалось (и удавалось ли!) справляться с обрушившейся конкретно на него новой исторической реальностью.
Американский журналист Эрик Ларсон смотрит на события почти вековой давности глазами Уильяма Додда, служившего послом в Берлине с 1933 по 1937 год, и его дочери Марты Экклз Додд. Флориан Иллиес в качестве героев и свидетелей призывает известнейших интеллектуалов и деятелей культуры своего времени — от Жан–Поля Сартра и Генри Миллера до Бертольта Брехта и Томаса Манна. А Николас Старгардт, собрав многочисленные эго–документы (письма, дневники и т. п.), реконструирует эмоциональную и моральную картину состояния немцев, эволюцию частных и коллективных умонастроений и взглядов, которые в конце концов собираются в причудливую мозаику, приводя читателя к неожиданным умозаключениям.
Вынужденные герои интересного времени
Когда рядового гражданина помещают в учебник истории (что осознаётся, как правило, ретроспективно) помимо его собственной воли, даже краткосрочное пребывание там в конечном итоге превращается в мучительное, болезненное и разрушительное существование. Так что поиски схожего опыта в прошлом совершенно естественны и нормальны. Как естественны и нормальны вопросы, возникающие у тех, кто стал наблюдателем и/или свидетелем катастрофических событий: как переживалось похожее в прошлом, как реагировали обычные люди на агрессию и репрессивные меры извне, пытались ли противостоять и как, какой выбор и почему совершали, а если нет, то каковы были причины, почему у одних доставало мужества пусть для небольших, но гуманных поступков, а другие прятали глаза и делали вид, что творящееся их не касается, позволяли ли себе жить прежней жизнью, радоваться мелочам, погружаться в быт и просто быть счастливыми.
Ответы разного уровня глубины и содержательности находятся и в книгах указанных в настоящем материале авторов, и, разумеется, во многих других, которые при желании легко отыскиваются в Сети. Однако попытки провести максимальные аналогии с настоящим способны обернуться сильным разочарованием: совпадения в общем знаменателе не равны таким ожидаемым, таким жизненно необходимым совпадениям на микроуровнях и в деталях. Впрочем, такое открытие не может и не должно останавливать в желании больше узнать о прошлом. Тем более что в наступившем году чтение качественной литературы, очевидно, станет одним из наиболее доступных способов не позволить себе сойти на нет, продолжать восстанавливать те утраченные смыслы, в которых сохранилась потребность, и открывать новые.
"Трудно сказать, насколько это именно российское убеждение, но очень многие полагают: вглядываясь в прошлое, можно узнать будущее. На историю возлагают прогностические задачи. Ещё, наверное, это про то, как люди пытаются контролировать реальность, основываясь на опыте человечества, каким–то образом продумывать будущие жизненные стратегии, — размышляет Константин Тарасов. — Также это, конечно, попытка систематизировать своё знание об окружающей реальности. Как было в моём случае. И если подходить к этому вопросу последовательно, то помогает. Контроля, к сожалению, не даёт, но даёт понимание ситуации и обстоятельств. Терапевтическую функцию тоже выполняет, безусловно. И тут, на мой взгляд, следует говорить не про точки опоры, а про карту местности, на которой прочерчиваешь маршрут хотя бы для себя".
