Очередная, пусть и не круглая годовщина Октябрьской революции — неплохой повод, чтобы порассуждать об одном из главных киножанров советского периода — историко–революционном кино
Один из магистральных жанров советского кинематографа начал формироваться вскоре после революции. Режиссёры начали рефлексировать, осмыслять произошедший исторический (во всех смыслах) сдвиг прямо здесь и сейчас, не дожидаясь возникновения временной дистанции. Помимо использования новых сюжетов, появления новых героев или выдвижения на первый план тех, кто находился на периферии дореволюционного кино, радикально обновился и киноязык.
Есть у революции начало…
По сути революция стала одним из импульсов для художественного новаторства в новом кинематографе. И тогда же, в 1920–е, начал складываться киномиф революции, чьи образы впоследствии можно было обнаружить в большом количестве как выдающихся, талантливых, так и во вполне рядовых кинокартинах: пламенные рабочие, революционные солдаты и матросы, крестьяне, которым открывают глаза на жизнь, и запутавшиеся представители интеллигенции, упитанные буржуи и коварные белогвардейские офицеры, а также члены Временного правительства и различных партий, всё больше изображаемых в карикатурном виде. Главные же киношедевры 1920–х обходились без привычного логичного и последовательного повествования, а героем выступал человеческий коллектив, масса.
Однако к концу этого десятилетия внутри историко–революционного кино начинаются перемены: возвращается сюжет, расширяется жанровая палитра — режиссёры обращаются к мелодраме, приключенческому кино, байопикам, в центр истории помещают отдельную личность, правда нередко оказывающуюся носителем определённой коллективной идеи и собирательным образом конкретного сообщества. Кристаллизация революционной темы продолжилась в 1930–е. В отдельный поджанр выделилась кинолениниана, центральной фигурой которой (как несложно догадаться) стал вождь мирового пролетариата. К слову, первым исполнителем этой роли стал непрофессиональный актёр: уральский рабочий Василий Никандров, он отличался поразительным сходством с Лениным и был приглашён Сергеем Эйзенштейном в фильм "Октябрь", который снимали к 10–летию годовщины революции. А Михаил Ромм — главный ленинский биограф 1930–х — позвал на заглавную роль Бориса Щукина, работавшего с выдающимся театральным режиссёром Евгением Вахтанговым. Что означало — без яркой театральности, иронии, эксцентрики не обойдётся. С одной стороны, режиссёр с актёром создали каноническую роль, на которую впоследствии оглядывались их последователи, с другой — наделили главного драматурга Октября человечностью и живостью нрава.
К началу 1940–х тема революции в кино звучит всё глуше и тише, а с началом Великой Отечественной она на время уходит с экранов.
Что смотреть: "Взятие Зимнего дворца" (1920, режиссёр Николай Евреинов), "Октябрь" (1927, режиссёр Сергей Эйзенштейн, сорежиссёр Григорий Александров), "Падение династии Романовых" (СССР, 1927, режиссёр Эсфирь Шуб), "Конец Санкт–Петербурга" (1927, Всеволод Пудовкин), "Арсенал" (1929, Александр Довженко), "Депутат Балтики" (1936, Александр Зархи, Иосиф Хейфиц), "Ленин в Октябре" — "Ленин в 1918 году" (1937–1939, Михаил Ромм), "Юность Максима" — "Возвращение Максима" — "Выборгская сторона" (1934–1938, Григорий Козинцев, Леонид Трауберг).
Революционная кинооттепель
В постсталинский период историко–революционное кино, уже растерявшее возможности хоть сколько–нибудь ярких эстетических экспериментов и превратившееся в памятник самому себе, переживает настоящий ренессанс. Кинематографисты переосмысливают тему революции, творят новую экранную реальность, размышляют на тему практикуемых большевиками мер в отношении оппонентов ("Жестокость" Владимира Скуйбина), снимают новые версии хитов 1920–х (например, "Неуловимые мстители" Эдмонда Кеосаяна), создают яркие и надолго запоминающиеся характеры героев ("Коммунист" Юлия Райзмана). Развиваются жанры, успевшие к этому времени основательно захиреть: например, истерн, активно снимавшийся на республиканских студиях, где появились и собственные звёзды (Болот Бейшеналиев, Суйменкул Чокморов), и свои эталонные образцы ("Измена", "Встреча у старой мечети", "Алые маки Иссык–Куля", "Красные пески", "Седьмая пуля"). Пика развития историко–революционный жанр (или уже всё–таки тема?) достиг во второй половине 1960–х. Такого удивительного разнообразия в сюжетах, героях, художественных приёмах отечественное кино не знало с послереволюционного десятилетия. Формальным поводом к созданию целого ряда блестящих киноработ послужил 50–летний юбилей революции.
В действительности Александр Митта, Глеб Панфилов, Геннадий Полока, Евгений Шифферс, Юлий Карасик и многие другие их коллеги предлагали нетривиальные пути развития, интерпретации, ракурсы этой темы в отечественном кинематографе.
Но одни авторы напугали чиновников радикальными эстетическими и (или) содержательными решениями, что закончилось отправкой фильмов "на полку", а для некоторых стало и вовсе финалом профессии, другие, сумевшие пройти худсоветы и цензуру, предпочли эту тему для себя закрыть.
В 1970–е и 1980–е тема революции из кино по сути исчезает, переместившись на малые экраны.
Что смотреть: "Сорок первый" (1956, режиссёр Григорий Чухрай), "Коммунист" (1958, Юлий Райзман), "Перед судом истории" (1964, Фридрих Эрмлер), "Комиссар" (1967/1988, Александр Аскольдов), "В огне брода нет" (1967, Глеб Панфилов), "Шестое июля" (1968, Юлий Карасик), "Интервенция" (1968, Геннадий Полока), "Первороссияне" (1968, Александр Иванов, Евгений Шифферс), "Бег" (1970, Александр Алов, Владимир Наумов), "Агония" (1966–1985, Элем Климов).
Настоящее прошедшее
После перестройки интерес к революционной тематике не возродился в той мере, в какой это могло бы быть. Новые кинокартины фиксировали зверства большевиков (один из самых впечатляющих примеров — "Чекист" Александра Рогожкина), рассказывали о порядком искажённых эпизодах российской истории ("Цареубийца" Карена Шахназарова), экранизировали литературные произведения, допрежь находившиеся под негласным или гласным запретом ("Циники" Дмитрия Месхиева), вводя новых героев и сюжеты. Однако язык, которым рассказывали истории нового времени, по сути остался прежним.
В новом веке, казалось бы, при возросших технических возможностях, ещё большем доступе к разнообразной информации могли бы появиться кино– и телеработы, способные вызвать широкий резонанс и дискуссии, но, увы, ничего подобного не случилось. К тому же, чем дальше хронологически мы находимся от искомых событий, тем меньше и массовый интерес.
Последний мощный всплеск интереса к историко–революционной теме ожидаемо пришёлся на год 100–летия Октября: телеканалы дружно выпустили ряд игровых сериалов разных художественных достоинств: "Хождение по мукам", "Троцкий", "Демон революции", "Крылья империи", документальный "Подлинная история русской революции". Из совсем недавних и в целом удачных попыток стоит назвать "Карамору" Данилы Козловского, предложившего вместо канонического документально–исторического взгляда альтернативно–исторический.
