Архитектор рассказал, как узнал о секретных меморандумах Путина об "Охта Центре"

"ДП": Антон, вы приехали в Петербург с лекцией о концепциях развития города. Значит, концепции все-таки существуют?

Антон Гликин: Процесс развития Петербурга является далеко не таким хаотичным, как полагают многие. Это как игра ребенка: на первый взгляд его действия неосознанны и хаотичны, а на самом деле их рисунок поддается анализу взрослых. Подобным же образом может быть проанализирована подсозна¬тельная линия поведения вертикали власти, даже не осознаваемая самой властью.

Каков рисунок поведения власти? В процессе формирования новой эстетики Петербурга правительство города, как когда-то и правительство России, совместило в единой эстетической системе патриотизм, глобализм и модернизм. Идея патриотически ориентированной модернизации России возникла еще во второй половине XIX века. Тогда стали появляться трактовки миссии России как будущего парадиза. Концепция страны-мессии предполагает счастливую кульминацию. Проблемы настоящего решаются в будущем. Именно тема светлого будущего в русском самосознании способствовала как появлению специфического русского коммунизма, о котором писал Николай Бердяев, так и футуристической окраске современного патриотизма.

"ДП": А чем это оборачивается в архитектуре?

Антон Гликин: Рядом так называемых пилотных проектов, призванных продемонстрировать всему миру национальные достижения России. Например, вторая сцена Мариинского театра станет символом российской театрально-музыкальной исключительности, а стадион "Зенит" Кишо Курокавы - символом спортивных достижений России. Создатели башни "Газпрома" сделают ее на 25 м выше Empire State Building - самого высокого здания Нью-Йорка. Представители глобального модернизма в лице всемирно известных архитекторов-глобалистов стали в России создателями патриотически ориентированных проектов. При этом, выражая национальные достижения, которых, впрочем, почти не осталось, они в то же время апеллируют к общепринятым космополитическим архитектурным образам. Это связано с тем, что правительство России поставило целью создание образа сильного государства для продвижения страны на международные рынки в качестве гигантской, современной и высокотехнологичной корпорации.

Эта цель предполагает использование уже хорошо известных и одобренных деловым сообществом зрительных образов, являющихся принадлежностью эстетики глянцевых журналов, - эстетики, которая при всей своей ординарности отвечает поставленной маркетинговой задаче. А рефреном к правительственным проектам звучат призывы избавиться от петербургской депрессивности с помощью отказа от прошлого и устремления в будущее.

Проект башни "Охта Центра" обозначается представителями "Газпрома" как современный. Понятие "современный" в данном случае можно понимать как "такой же, как у всех", "не хуже,чем у других", "знакомый по другим корпоративным зданиям", "транснациональный". Понятия "современный" и "глобальный" практически тождественны. В правительственной архитектурной политике эстетика отчетливо преобладает над функцией.

На мой взгляд, это уже привело к ряду абсурдных решений. Например, конкурс на проект строительства "Охта Центра" был организован без разработки проекта генерального плана реконструкции всего района. А геологические исследования грунта на предполагаемой площадке для строительства нового Мариинского театра были проведены не до, а после разрушения ДК им. Первой пятилетки и фрагментов Литовского рынка.

"ДП": Это фатально?

Антон Гликин: Композиционный код Петербурга в свое время оказался сильнее неуместно направляемой коммерческой активности начала XX века. Например, попытки создать надземную систему метро, которая блокировала бы перспективы городских улиц. В результате общественной дискуссии Николаю II пришлось отклонить проект в пользу системы трамвайных линий. Владимир Путин мог бы взять пример со своего более просвещенного автократического предшественника. Здесь я хочу отметить, что 4 месяца назад в Лондоне у меня были дебаты с дизайнером башни "Газпрома", который сообщил аудитории, что якобы их офис каждый месяц получает меморандумы от Путина, воодушевляющие их продолжать процесс проектирования.

Кстати, советские власти, стремившиеся спроецировать свое влияние на всякую теорию, включая генетику, к "коду" Петербурга относились с уважением. Например, Фрунзенский универмаг, построенный в 1930-е годы и сейчас при попустительстве чиновников находящийся под угрозой сноса, хорошо соотносится с петербургской высотностью и выразительно подчеркивает пересечение Московского пр. и Обводного канала. Московский пр. представляет собой шедевр архитектуры - не только благодаря тому, что его авторы под руководством Николая Баранова великолепно разрешили проблему расширения города как таковую, но также и потому, что они смогли продемонстрировать возможность стилистической общности новой магистрали с историческим центром. Только из-за некомпетентности чинов¬ников проспект не является охраняемой территорией.

Впрочем, КГИОП, по моему мнению, один из главных "могильщиков" городского наследия, о чем я неустанно буду продолжать говорить и ИКОМОСу (Международный совет по сохранению памятников), и ЮНЕСКО, и организации Europa Nostra с помощью фотографий, наглядно показывающих то, что КГИОП позволяет вытворять застройщикам. Важно, чтобы общественность, российская и международная, могла идентифицировать ответственную организацию по наглядным картинкам - плодам ее деятельности, а не по тому, какие несовершенные в России законы. Назвался груздем - полезай в кузов, назвался КГИОПом - неси ответственность.

"ДП": Вы хорошо относитесь к архитектуре сталинской эпохи. А в модернистской архитектуре есть удачи?

Антон Гликин: Это не архитектура, а, скорее, элемент средового дизайна. Для удобства коммуникации это все называется архитектурой, но на самом деле нужно разделять архитектуру и модернистскую архитектуру. Стеклянная остановка, увеличенная до размеров торгового центра, не может быть архитектурной категорией.

"ДП": Вы упомянули дебаты с архитектурной мастерской RMJM - разработчиками проекта "Охта Центра". Как родились дебаты?

Антон Гликин: В Лондоне есть русский культурный центр - Пушкинский дом. Это независимый центр, который не связан с правительством РФ. Они организовали мою лекцию по проблемам градостроительства и сохранения Петербурга. Там, кстати, спрашивали про КГИОП, и я честно выполнил свой гражданский долг и рассказал, как КГИОП "охраняет" Петербург. После лекции была презентация дизайна "Охта Центра", а затем уже - дебаты. Моим оппонентом был дизайнер непосредственно самой башни Чарльз Фу.

Надо сказать, что я был несколько разочарован, поскольку сказать ему было ровным счетом нечего. Он вел себя как официант, принявший заказ от клиента. Сказал, что "Газпром" поставил им задачу, определил место, а дальше он просто рассказывал детали того, как они это все разрабатывали. Наконец он заявил, что Путину этот проект очень нравится и тот присылает факсы с меморандумами, где пишет о том, что поддерживает проект: мол, проектируйте, проектируйте, мы на вашей стороне, грубо говоря.

Содержательной части дискуссии я там не увидел, поскольку с его стороны не заметил никаких принципов, никаких эстетических идей. Ну абсолютно ничего. Там была только техническая спецификация этого проекта. Поэтому дискуссии, по сути, не было, поскольку она предполагает какой-то интеллектуальный запас с той и другой стороны.

"ДП": Этот проект - категория архитектурная или политическая?

Антон Гликин: Мне кажется, что теперь это уже стало политической категорией: господин Миллер, как известно, очень хочет эту башню построить, а поскольку они были знакомы с Путиным по Петербургу, то, похоже, Путин не может отказать своему дорогому другу в "подарке". Я так понимаю, что ситуация сводится к этому. Реализация этого проекта - вопрос престижа "Газпрома". Обязательно на этом месте построить именно такую башню, потому что господин Миллер так хочет.

"ДП": В чем, по-вашему, смысл башни?

Антон Гликин: Это фитиль, газовый фитиль. Он поджигается и горит.

"ДП": Впервые вы упомянули о меморандумах Путина во время лекции в Доме архитектора. Как отнеслось к известию архитектурное сообщество?

Антон Гликин: Эмоциональнее всего его восприняла руководитель КГИОП Вера Дементьева. В коридоре она была очень ажиотирована, на основании чего я позволяю себе предположить, что все понимают, в чем дело и кто за проектом в действительности стоит.

"ДП": И что вы ответили?

Антон Гликин: Я сказал, что мне эти сведения сообщил один из авторов проекта "Охта Центра". "И вы ему верите?" - спросила она. "Конечно, верю, - ответил я. - А у Путина мне это не уточнить: я ведь не из КГБ".

"ДП": А в чем роль руководителей страны?

Антон Гликин: Честно говоря, когда Путин только появился, думали, что он в отношении архитектуры будет поступать сообразно авторитарным традициям: волевым решением не допускать появления градостроительных ошибок. Но оказалось, что его понесло совсем в другую сторону. Волевое начало в государственной политике может присутствовать, даже когда государство построено и не по автократическому принципу. Например, монарх, который не имеет возможности принятия финансовых и политических решений, может иметь достаточный авторитет, чтобы оказывать влияние на архитектуру. Так, принц Уэльский Чарльз воспрепятствовал строительству нескольких зданий в Лондоне.

"ДП": Недавно Дмитрий Медведев высказался о проекте "Охта Центра" так, что многие решили, что он против. Может ли он стать таким принцем Чарльзом?

Антон Гликин: Может быть, и может. Должен сказать, что я постоянно в контакте с фондом принца Чарльза и с ним самим. Что касается Медведева, то, я считаю, по отношению к культуре это гораздо более счастливый исход, нежели то, как это происходило под непосредственным руководством Путина. Потому что Медведев все-таки прислушивается к мнению культурного сообщества и его слова в отношении башни укладываются в этот контекст.

"ДП": Медведев предложил подумать о строительстве башни в другом месте. Но вы утверждаете, что ее ни в каком другом месте построить невозможно, потому что она может привлекать внимание только своим диссонансом.

Антон Гликин: Совершенно верно. Башня - это такой объект постмодернистского контраста. С точки зрения дизайна она не представляет собой ничего нового по сравнению с аналогичными проектами, например, Гонконга или Токио 1960-х годов. Откройте любой архитектурный журнал - вы увидите, что таких башен были спроектированы десятки. Уж естественно, ни в какое сравнение эта башня по своей авангардности не идет с башней Татлина. Ее отличительной особенностью является именно местоположение, поскольку она создает в культурном пространстве Петербурга очень активный эстетический взрыв. Этот взрыв можно создать только рядом с историческим центром. В каком-то другом месте, на удалении (как, например, в квартале Дефанс в Париже), это уже будет не так эффектно восприниматься. И сторонники башни, конечно, прекрасно понимают, что в другом месте проект утратит свою привлекательность.

"ДП": А само архитектурное сообщество способно бороться с градостроительными ошибками?

Антон Гликин: Профессиональная среда в какой-то мере могла бы быть консолидирована просвещенной монархией. А вообще ведь модернистские здания устаревают каждые 20 лет. То есть каждые 20 лет они требуют либо сноса, либо тотального обновления. В этом смысле модернистские градостроительные ошибки рецензировать значительно проще. Например, здание бизнес-центра на Владимирской пл. через 20 лет можно будет сносить: с одной стороны, потому, что там все внутри устареет, а с другой - чтобы исправить вид площади. Поэтому, мне кажется, оно хороший кандидат на какой-то новый проект. И если говорить о профессиональном сообществе, то мне кажется, что оно могло бы заняться подготовкой таких проектов - кандидатов на строительство после сноса образцов вандализма. Петербург должен развиваться и будет делать это стремительно. Вместо того чтобы сопротивляться развитию как таковому, защитникам старины и архитекторам лучше бы заняться выработкой визуальных концепций развития города.

"ДП": И "Монблан" может быть таким кандидатом?

Антон Гликин: Может, конечно. Хороший кандидат.