Афиша

<BR><BR>"Исследуя секс"<BR>Кого могут завести разговоры о сексе? Да практически любого -- в хорошей компании и при нужном освещении. Но у героев фильма к животрепещущим вопросам европейской цивилизации "строго научный" подход.<BR>Дело происходит в новоанглийском Бостоне, на дворе 1929-й -- конец Века Джаза. Молодые интеллектуалы, начитавшись Фрейда, сюрреалистов и дадаистов, решают превратить свои сеансы коллективного психоанализа в книгу, которая навсегда "закроет тему".<BR>С этой целью нанимаются и наряжаются в вечерние платья две прелестные стенографистки. Молодые люди то откровенничают, то пускают слюни, то норовят ущипнуть. Девицы раскрепощаются, но до ожидаемого полного коллективизма в вопросах умерщвления плоти дело не доходит. Один из продюсеров -- актер Ник Нолти выбрал себе бенефисную роль старого волка -- хозяина дома, где происходят псевдонаучные безобразия, но все его ухмылки и оскалы пропадают втуне.<BR>Детали эпохи -- Сухой закон, крах на фондовой бирже -- прописаны "любовно", но все действие подается ходульно, неловко, неестественно, грубыми театральными мазками.<BR>Наморщенный лоб изображает подавляемую страсть, идиотская улыбка -- склонность к абстрактному творчеству. Милая подробность -- один из "исследователей" решает снимать словесные непотребства на пленку. И это в конце 1920-х, когда еще полвека до видео, а целлулоид дороже устриц. Кстати, короткометражки, призванные изображать художественные экзерсисы этого щедрого режиссера, поражают невозможными для Америки того времени светотенями и сюжетами. "Андалузский пес" жалобно скулит в углу.<BR><BR><BR>"И твою маму тоже"<BR>Культурологи уже давно договорились: без равнин не бывает гор. В любом искусстве для появления вершин нужен крепкий средний уровень, нужен поток, нужен широкий процесс.<BR>Мексика -- страна "Есении" и разных "рабынь Изаур", но помнящая и Бунюэля с Эйзенштейном, должна была выдать на-гора хорошее арт-кино. Большие в демографическом смысле страны с развитой киноиндустрией -- что те ружья, которые висят-висят и выстреливают.<BR>Сначала прогремела по фестивалям и кинопрокатам "Сука-любовь", теперь -- новая картина Альфонса Куарона, которому Голливуд когда-то доверил бюджет и звезд на гламурные "Большие надежды". Теперь эта картина, над которой витает сладковатый дух "Крампака" вперемежку с бензиновым выхлопом "Поколения Doom". Но этим намеки и влияния не ограничиваются. Только решишь, что фильм об одном, а он уже совсем о другом. Юные балбесы на каникулах: пиво, текила, "мариванна иллегаль", девушки уехали в Италию. По стечению обстоятельств на дальний пляж с двумя закадычными друзьями отправляется более взрослая красавица-испанка -- дальняя родственница одного из них.<BR>В отношениях зрелой женщины и юнца, равно как и в схеме 2+1, есть нечто архетипическое. Поэтому кто с кем в результате окажется в постели, в общем-то, ясно. Но в любом роуд-муви главное не точка назначения, а сам путь. Пейзажи перед камерой Эммануэля Любецки запредельно красивы. Лето в городе, пыльная жара, отдаленные крики детей во дворе -- все дарит зубную боль в сердце. А параллельно ненавязчиво выстраивается еще одна -- политическая линия фильма.<BR>Приключение-манифест-роман воспитания.<BR><BR><BR>"Апрель"<BR>Фильм ждали давно. Ждать стоило. При всех недостатках картины это живое энергичное кино, которое активно использует тусовку, но для своих собственных целей.<BR>Симпатичному пареньку поручают убийство. Задаток дан. Время пошло. Но, если бы все киллеры выполняли заказы, не было бы ни людей, ни кино. Что в феерической "Мама, не горюй" Максима Пежемского, для которой Константин Мурзенко писал сценарий, что в "Апреле" побеждает не пистолетное дуло, а прищур, присвист, слово молодецкое. То есть человеческая неадекватность, способность любить, ошибаться, прощать. Криминальный жанр для Мурзенко -- не столько дань кинотрадиции, сколько возможность показать активных людей в экстремальных ситуациях, но без отрыва от стихии народной жизни. А где еще найти героев? Про кого снимать?<BR>В Берлине, где "Апрель" участвовал в Форуме Нового Кино на МКФ 2002, фильм прошел на ура под аплодисменты смешанной аудитории. Правда, большая часть зрительного зала хорошо понимала, что такое "кикоза", и прекрасно обходилась без субтитров. Тем более что последние были не в силах передать обаяние мурзенковских диалогов. Его по-мужицки основательные менты и застенчивые головорезы вышли не из питерских подворотен, как могли подумать немецкие зрители, а со страниц Лескова и Ремизова.<BR>Хотя опасения, что кино получится слишком литературным, не оправдались. Финальная сцена с масками зверей даст фору любому "На гребне волны". Наш Зайчик будет поинфернальней их Ричарда Никсона.<BR>Теперь к "Апрельским тезисам" Ильича и песенке из "Электроника" присоединится новая устойчивая ассоциация с весенним месяцем. Фильм заслужил.