Директор петербургского института "Атомэнергопроект", который возводит под ключ атомные электростанции, Алексей Кайдалов рассказал dp.ru о том, почему на ЛАЭС никогда не случится того, что случилось на "Фукусиме".
DP.RU: По итогам 2010 года чистая прибыль петербургского "Атомэнергопроекта" по сравнению с 2009 годом упала на 16–17% при росте объемов работы института. Чем это объясняется?
Алексей Кайдалов: Этому есть ряд объективных объяснений. Ровно год назад в институте сменилась команда — руководящий состав. А это никогда не играет на пользу экономике. Ситуация усложнялась тем, что мы занимались снижением смет строителей–подрядчиков, которое в итоге составило 20–22%. У нас есть четыре основных субподрядчика: "Метрострой", "Гидромонтаж", наша "дочка" — Северное управление строительством и "Титан–2". А у них, в свою очередь, есть свои подрядчики. Работа с подрядчиками, наведение порядка в институте, оформление отношений с заказчиком отрицательно повлияли на показатели прибыли. Но институт сработал в целом неплохо. Например, у нижегородского института выручка в 2010 году составила 41 млрд рублей. У московского АЭПа — 27 млрд рублей. У нас — 10,3 млрд рублей. Чистая прибыль у нижегородского составила 776 млн, у московского — 714 млн, у нас — 791 млн рублей. Снижение себестоимости произошло у нас за счет снижения расценок на стоимость строительно–монтажных работ на 20%. Мы также снизили неэффективные управленческие расходы, например, на большой филиал в Москве.
DP.RU: А что предстоит сделать в 2011 году?
Алексей Кайдалов: Если говорить по цифрам 2011 года, то на строительстве ЛАЭС–2, где наш институт является и генпроектировщиком, и генподрядчиком, должно быть освоено около 14 млрд рублей. В стадии проектирования у нас находятся Балтийская атомная станция, 3–й и 4–й блоки станции в Китае, Белоярская станция на Урале. В планах у нас проектирование станции в Белоруссии. Еще более дальние планы — станция на быстрых нейтронах в Китае (Сан–Минь). В связи с "Фукусимой" Китай взял тайм–аут на перепроверку всех новых атомных проектов, хотя сворачивать программу строительства АЭС китайские власти не собираются. Есть еще перспективные проекты: проектирование АЭС во Вьетнаме, Бангладеш, Чехии, Словакии, Венгрии. Но о них говорить еще рано.
На фото: Алексей Кайдалов
DP.RU: Недавно Германия заявила об отказе от атомной энергетики и переходе к 2022 году на альтернативные источники питания. Очевидно, что катализатором принятия такого решения для правительства этой страны стали события на АЭС "Фукусима". На ваш взгляд, возможен ли в России полный отказ от атомной энергетики?
Алексей Кайдалов: Атомная энергетика является одной из важнейших отраслей российской экономики. Возможность закрытия АЭС в России с дальнейшим переходом на альтернативные источники энергии всерьез даже не обсуждалась. Сегодня, кроме тепловых, атомных и гидроэлектростанций, нет дешевых источников энергии. Все остальное — солнечная, приливная энергия — настолько дорогие технологии, что их масштабное внедрение в энергетику России просто нецелесообразно. В мире уже много раз пытались серьезно обратить внимание на солнечную энергию, но экономика ее использования неэффективна. Если говорить о солнечных батареях для конкретного дома, то это хороший вариант для обеспечения его нужд. Но до применения солнечной энергии в промышленных масштабах очень далеко. Пока эта технология не дошла до стадии, на которой стоимость киловатта приближается к стоимости киловатта, вырабатываемого на АЭС. Безусловно, все АЭС, которые были давно построены, подвергнутся детальному анализу с точки зрения безопасности. В том числе и наш институт к этой работе будет привлечен.
DP.RU: Существуют ли в России станции, которые находятся в аварийном состоянии?
Алексей Кайдалов: Давайте будем точны в формулировках. Вопросам безопасности атомных станций в России уделяется первостепенное внимание. И это касается как проектируемых, строящихся объектов, так и существующих, эксплуатирующихся. Поэтому говорить о том, что могут функционировать станции в аварийном состоянии, как минимум не корректно. Говорить можно о сроках эксплуатации, сроках выработки ресурса, целесообразности либо нецелесообразности модернизации конкретных АЭС. На эти вопросы и отвечают проводимые исследования, о которых я сказал, отвечая на ваш первый вопрос.
Возможно, после проведения анализа действующих атомных станций единичные случаи консервации будут иметь место. Повторюсь — не из–за аварийного состояния, а из соображений эффективности и целесообразности их дальнейшего использования. И, конечно, это не коснется недавно построенных станций (за последний десяток лет). Уровни безопасности на таких объектах не просто высоки, они многоуровневы. Их сравнивать с "Фукусимой–2", построенной 40 лет назад, просто нельзя — технологии ушли уже далеко вперед. Плюс не стоит забывать, что ситуация в Японии носит запроектный характер — там речь идет о сочетании ударной волны и землетрясения.
На фото: Разрушенные реакторы АЭС Фукусима
DP.RU: Ваш институт является генеральным проектировщиком и генподрядчиком атомной станции, строящейся в непосредственной близости от Петербурга, — ЛАЭС–2. Чем строящаяся станция отличается от "Фукусимы"? Почему у нас ничего подобного случиться не может?
Алексей Кайдалов: Это принципиально два разных проекта. Ленинградская атомная станция строится по эволюционному проекту, разработанному нашим институтом, — АЭС–2006. Это современный и безопасный проект с уникальным сочетанием активных и пассивных систем безопасности, позволяющих избежать аварий, в том числе подобных произошедшей на "Фукусиме" в Японии. Примененная в проекте концепция многоуровневой защиты позволяет полностью исключить возникновение неконтролируемых ситуаций. Безопасность обеспечивается набором современных средств и систем безопасности: это четыре активных канала систем безопасности (дублирующие друг друга), устройство локализации расплава, двойная защитная оболочка здания реактора, система удаления водорода, системы пассивного отвода тепла и другие.
Даже в случае полного обесточивания станции плавление активной зоны реактора исключено, а давление внутри защитной оболочки будет поддерживаться на допустимом уровне. И это все предусмотрено в автономном режиме достаточно продолжительное время, что позволит исключить человеческий фактор.
В качестве примера: на ЛАЭС–2 заложено землетрясение мощностью около 7 баллов, которого никогда тут не было, серьезные наводнения. Предусмотрена даже возможность прямого падения тяжелого самолета на здание реактора. И даже это не приведет к полному разрушению станции — понятно, обрушение каких–то конструкций произойдет, но это не повлечет разрушения активной зоны.
На "Фукусиме" ничего подобного не было.
DP.RU: Если гипотетически представить, что на ЛАЭС–2 случится авария, что будет с Петербургом?
Алексей Кайдалов: Представить такое нельзя даже гипотетически. Как директор петербургского "Атомэнергопроекта" — разработчика проекта, генерального подрядчика строительства ЛАЭС–2, могу сказать, что рассуждать об этом совершенно бессмысленно. Нашему институту 80 лет, ЛАЭС–1 работает уже 40 лет, и это конкретный пример работы объекта, построенного еще в советское время. Новый же проект, о котором я уже сказал, отвечает всем действующим российским и международным нормам по безопасности, включая рекомендации МАГАТЭ и требования европейских эксплуатирующих организаций. Он призван стать "типовым" для сооружения современных станций, исключив тем самым в будущем повторение чрезвычайных ситуаций Чернобыля и Фукусимы. Помимо ЛАЭС–2 в Сосновом Бору он применяется при строительстве Балтийской АЭС, предполагается также реализовать проект при сооружении АЭС в Белоруссии, он же представлен на тендеры в Финляндии и Чехии. Поэтому, возвращаясь к вашему вопросу, скажу — такое, чтобы "что–то случилось" на ЛАЭС–2, невозможно. Петербургу совершенно не о чем беспокоиться.
DP.RU: Как обстоит ситуация с кадрами в атомной отрасли? Удается ли привлекать молодых специалистов?
Алексей Кайдалов: Нам удалось сохранить основную часть специалистов, которые работали еще в советское время. Но получился перекос: в 1990–х годах, когда с работой были проблемы, молодые специалисты ушли из института. Соответственно сейчас у нас мало 40–летних сотрудников. Около 40% сотрудников — до 35 лет, много возрастных, а вот людей среднего возраста у нас мало. Поэтому руководителями в основном являются те люди, которым за 50. Это плохо, и мы с этим активно работаем. У нас много молодежи, мы ежегодно привлекаем студентов из вузов, в том числе финансируя их обучение.
DP.RU: Способны ли, на ваш взгляд, вузы готовить профессиональных специалистов?
Алексей Кайдалов: Уровень образования в петербургских вузах — а специалистов нашей отрасли в основном готовят Технологический и Политехнический университеты — неплохой. Так, пожалуй, говорят представители многих профессий, но специалисты сферы деятельности петербургского "Атомэнергопроекта" не имеют права на ошибку. Поэтому, конечно, прямо с университетской скамьи на серьезные руководящие позиции не прийти. Сначала молодые специалисты выполняют вспомогательную функцию, учатся у мастеров, а потом уже начинается движение по карьерной лестнице. Я считаю, это нормальная, эффективная схема, когда предприятие растит для себя кадры, в том числе управленческие. Мы стараемся при возникновении вакансий в первую очередь оглядеться внутри, а потом уже смотреть по сторонам.
DP.RU: Может ли произойти в будущем провал в управленческих кадрах, когда уйдут те, кому сейчас 60?
Алексей Кайдалов: С приходом в институт я начал заниматься этой проблемой. Мы заменили нескольких серьезных руководителей на должностях главных инженеров проекта на молодых специалистов. Не всегда, правда, это был удачный опыт. Были прецеденты, когда мы молодых людей поднимали на серьезный уровень, а они через полгода приходили и отказывались от должности. К сожалению, современной молодежи бывает важнее спокойствие, отсутствие ответственности при меньшей зарплате, а не карьерный рост. Возможно, это оборотная сторона медали — созданных в институте условий, в том числе финансовых. Ведь у нас очень неплохие зарплаты, средняя зарплата — около 90 тыс., а молодой сотрудник сразу получает около 40 тыс. рублей. Но все же молодежи, стремящейся вперед, больше. И работы для них у нас много: сегодня проектов, над которыми мы работаем, значительное количество.
Для проектирования одной АЭС нужно 400–500 человек, и они должны заниматься только этим. У нас всего работает 1800 человек, часть из них находится в Сосновом Бору. При этом 1 тыс. из них — это проектировщики. Нам нужно еще столько же проектировщиков на те проекты, которые уже находятся в работе.