Дом, который построил менеджер Гришин

"Был такой святой - Давид Гареджийский. Когда он с монахами пришел в Иерусалим, то остался у стены. Он считал себя таким недостойным, что даже не мог войти в город и молился у камней. В этот момент патриарху иерусалимскому явился ангел в алтаре и сказал, что монах уносит из Иерусалима всю благодать. Скороходы догнали монаха: оказалось, что он взял с собой три камня. Они попросили два камня, а один Давид оставил себе. Камень до сих пор находится в престоле в Гареджийском монастыре".

Я уже не удивляюсь, что слышу эту историю, хотя в других обстоятельствах и в другом месте удивился бы очень сильно. Потому что про грузинского монаха рассказывает вовсе не священник, а прораб по имени Алексей. Мы только что ходили с Алексеем по стройплощадке будущего приюта, который не напоминает никакой приют, а скорее умно устроенную усадьбу среди сосен. Снаружи - большой-большой деревянный сруб в старорусском стиле, внутри - русская печка, камин, светлое дерево и скандинавский минимализм, в подвале - прачечная, в отдельном домике - немецкий тепловой насос, который будет обогревать дом энергией земли. Говорят, что с насосом, купленным за 2 млн, возни оказалось больше всего: на его настройку уже ушло 2 месяца. Но уже этим летом приют достроят, и в нем появятся первые воспитанники и их опекуны. Все они будут жить в одном доме. Со временем воспитанников станет больше. У детей здесь будет вообще все - и классы, и игровые комнаты, и столовая, и спальни, и душевые, которые специально обложили разноцветным кафелем, чтобы было веселее. "Говорят, каждый сходит с ума по-своему. Вот я, наверное, по-своему решил сойти с ума. Это мои заработанные деньги, наверное, я имею право их так тратить", - смеется Андрей Гришин.

Мы пьем чай с конфетами "Белочка" и печеньем. На вопрос, как он стал руководителем стройки, Алексей отвечает просто: "Да я тут молился одно время, и все - остался". Андрей Гришин занялся проектом по сходной причине. Он тоже говорит про веру и заповеди, а фраза "Хочешь рассмешить Бога - расскажи ему о своих планах" в его устах звучит совершенно без пафоса.

О своих прошлых бизнесах Андрей вспоминает не то чтобы неохотно - просто считает, что это не слишком важно: "Были агентства недвижимости всякие. Начинал-то я в крупной компании, а когда подрос, открыли дело совместно с разными моими друзьями. Агентство было совсем неизвестное, так что об этом и говорить не стоит. Затем была частная компания, занимавшаяся продажей сотовых телефонов, "Нофелет". До 35 магазинов доходило, на тот момент это было много для рынка. Но пошла конкуренция от федералов, когда появились "Евросеть", "Связной" и т.д. Они, конечно, нас подзатушили. Часть магазинов продали, часть куда-то дели - были разные смешные варианты. А потом я пришел на "Синявинскую", в то время она была де-факто банкротом, а теперь крупнейшая в Европе по яйцу".

Андрей рассказывает, как захотел делать что-то хорошее и однажды увидел по телевизору сюжет про человека, который помогает онкобольным детям, отыскал его и дал денег с формулировкой "потрать, как считаешь нужным", а спустя какое-то время познакомился с семинаристами, организовавшими в Петербурге "Православную детскую миссию". Этот благотворительный фонд состоит из двух сотен волонтеров, помогающих детским домам города и области.

В итоге Андрей сам начал строить в Вырице православный детский приют. Вернее, по задумке, это будет не приют, а община или даже одна большая семья. Зачем это ему нужно, Гришин объясняет так: "Понимаете, мы должны воспитать этих детей обычными членами общества. А то случаются абсолютно анекдотичные примеры, когда вполне уже взрослые дети-сироты, 14-15 лет, попадая в нормальную домашнюю обстановку, наливая чай, удивляются, почему он не сладкий: "Это неправильный чай, дайте нам другой". Они не знают, как сделать его сладким. О чем здесь говорить! Они ничего не знают об обычной жизни! Человек выбрасывается на улицу абсолютно неготовым. Отсюда вся эта ужасающая статистика. Максимум 20% выпускников детдомов и интернатов находят себя в этой жизни. На самом деле - катастрофа!"

В Вырицком приюте дети в основном будут жить вместе со своими опекунами: "Сейчас люди занимаются усыновлением и опекунством. Создан так называемый совет опекунов. Возможно, будут усыновлены дети с ограниченными возможностями, которые не смогут учиться в обычной школе, поэтому к нам будут приходить приглашенные учителя. Мы не собираемся завтра везти сразу 20 детей, пока пусть будет три-пять. Главное - создать некую среду обитания, в которую затем, как в бульон, порционно помещать детишек, чтобы они не чурались друг друга, а быстро ассимилировались. Эти дети и сейчас нам не чужие - это конкретные дети, с которыми мы общаемся пускай не каждый день, но каждые выходные точно".

Андрей уже пару лет разрывается на части в буквальном смысле слова: живет в Петербурге, работает в Кировском районе, а строит приют в Гатчинском. Здесь он каждые выходные: "Не знаю, сколько это времени занимает: сколько занимает, столько и занимает. На работе я это не афиширую, даже не знаю, знает ли о приюте Никита Олегович (Мельников, основной владелец "Синявинской". - Ред.). Стараюсь не использовать свое рабочее положение и не злоупотребляю службой. Это мое личное дело, я не могу прийти и сказать: "Ребята, помогайте и мне тоже, потому что это такое хорошее дело!"

Свои функции на стройке Андрей обозначает как правильное делегирование полномочий: "Если я сам буду там рубить топором, то не буду ничего успевать. Если я начинаю делать ту работу, которую может делать другой, и оставляю ту, которую никто не может сделать, значит, я плохо применяю самого себя. Поэтому я там мало что физически делаю. Конечно, могу что-то разгрузить, притащить, но это разово. В основном бегаю, контролирую…"

Володарская улица, на которой находится будущий приют, напоминает танковый полигон… То и дело задевая днищем машины дорогу, мы заезжаем к часовне Серафима Вырицкого, но долго не можем туда попасть: вход караулит добрый молодец в жарком не по погоде черном костюме, с рацией у уха и бейджем. Прихожане шушукаются: внутри большой прокурор. Начальство здесь вообще, видимо, бывает часто, особенно в последнее время.

Строительству приюта это никак не помогает и не мешает. Андрей Гришин, по сути, остается единственным инвестором. Более того, ограничиваться только этим он не собирается: "Мало кто знает, что здесь, в Вырице, на берегу реки Оредеж, во время войны фашисты открыли то, что они называли санаторием. В нем отдыхали немецкие офицеры, в том числе раненные. На территории этого санатория размещались дети, которые использовались в качестве доноров крови для немецких офицеров и солдат. Там найдены массовые захоронения детей, общие неопознанные могилы. Это скорбный факт, о котором мало говорят или много умалчивают. Сейчас эта территория рассредоточена между детскими лагерями и частными владениями. Пытаемся проводить переговоры, потому что, на наш взгляд, это кощунственно - строить на костях и крови детей. Может, удастся как-то договориться".

Андрей мечтает о мемориальном комплексе с храмом в честь погибших детей и с детским реабилитационным центром на 300 человек, но вздыхает: "У меня нет денег, чтобы поднять такую махину".