Гендиректор российского подразделения H+H: в этом году хлеб будет без масла

Автор фото: Ермохин Сергей
Надежда Солдаткина, генеральный директор H+H (Эйч плюс Эйч) — производитель газобетона.

Генеральный директор российского подразделения группы H+H Надежда Солдаткина рассказала о том, как производитель газобетона с датскими корнями работает на российском строительном рынке в условиях девальвации рубля, поделилась антикризисными рецептами и тем, почему автоматизация процессов сокращает издержки лучше, чем импортозамещение.

В прошлом году в строительстве был подъем, на сколько вырос рынок газобетона? Сколько заработала H+H?

— Рынок вырос примерно на 7%. В Петербурге и области было произведено 1,1–1,2 млн м3 газобетона, если прикинуть по средней цене, то это примерно 3,8 млрд рублей. Обычно цены на рынке резко снижаются в IV и растут в I–II квартале. Интересно, что в прошлом году производители впервые не смогли полностью отыграть падение цен конца 2013 года. Группа не раскрывает выручку по регионам. Но могу сказать, что мы приросли в своей доле на рынке до 31,5%, стали лидерами и занимаем равные доли с Aeroc (бренд газобетона "Группы ЛСР". — Ред.).

Ранее вы говорили, что в начале этого года повышенный спрос сохранялся, но дальше можно ждать проседания на 30%. Прогноз тот же?

— Все начатые проекты должны достроиться, но ситуация усугубилась уже во II квартале. Запуск некоторых больших проектов отложен на неопределенный срок. Во второй половине года снижение продолжится — спрос просядет на 25–30% к началу года. А годовой эффект снижения будет 15–20%.
Для себя мы разработали несколько сценариев, прямо как в правительстве. Мне кажется, кризисный сценарий более или менее близок к реалистичному — это снижение для нас на 12–15% в этом году. А вот следующий год, наверное, будет самым тяжелым. Смело можно прибавить падение еще на 7–10%.
У нас есть глобальная стратегия. Но в этом году наша тактика будет меняться постоянно. Мы держим ухо востро: каждый раз смотрим, как реагирует рынок, корректируем действия. Иначе невозможно работать тем, кто не хочет уходить с рынка. Нам некуда идти, у нас целый монстр в 100 км от города.

В целом на рынке стройматериалов можно ожидать банкротств?

— Думаю, да. Выживут только сильнейшие. То есть те, у кого есть оборотные средства, есть возможность внешнего или внутреннего финансирования. Монопроизводителям, особенно не принадлежащим к группам, выжить будет гораздо сложнее. Нужно вертеться на рынке, где стоимость кредита достигает 30%. Нужно как–то находить средства, ждать потом инвестиций от покупателя. А покупатели начинают выбирать более тщательно, присматриваться к вторичке, чтобы не рисковать. Можно ждать банкротств и закрытий с конца этого года и в начале следующего. Те, кто сможет дожить до второй половины 2016 года, выживут и дальше.
Нам будет относительно легко: мы часть группы, которая готова нас поддержать. Упали наши доходы в рублях, доходы в валюте не упали, а просто исчезли, превратились в "красные цифры". Но в группе есть деньги, поскольку растут рынки других стран. А если у нас нет папы с мамой и мы одни в чужом городе, то что?

Насколько политическая и экономическая ситуация сказывается на отношении к ведению бизнеса в России, на поддержке акционеров?

— Правильно, у нас акционерное общество, и все инвестиции в нашу компанию — это деньги акционеров. Конечно, все акционеры заинтересованы в дивидендах. Но партнеры, которые вкладывают в Н+Н, нацелены на долгосрочную перспективу. Ведь сегодняшняя ситуация заставила бы их взять деньги и продать бизнес, предположим. Но они смотрят вперед, поэтому мы получаем кредит доверия. У нас был проект строительства еще одного завода в России. Его заморозили, но он все равно остался в потенциальных проектах. Россия для иностранных инвестиций — очень рискованный рынок, но очень привлекательный. У нас 140 млн человек, которые должны где–то жить! Хотя бы даже по одному этому параметру логично предположить, что инвестиции в производство строительных материалов здесь обоснованы.
Что касается вообще вопроса о дальнейшем развитии: если в 2017 году мы начнем расправлять плечи, завод вряд ли будет построен раньше 2020 года.

То есть вы солидарны с позицией, что через 2 года все устаканится?

— Мы опираемся на историю: в России все глубоко падает, а потом очень быстро восстанавливается. На этот эффект мы рассчитываем, и на это нужно 2–2,5 года. Но это время тоже надо как–то прожить.

В такой ситуации планируете в этом году повышать цены?

— Повышение цен сейчас зависит не от аппетитов производителей, а от того, что снизу давит себестоимость.
Когда все поднимают цены, производитель стоит перед выбором: либо в разы, почти до нуля, снижать рентабельность, либо транслировать повышение цен поставщиков на рынок. При этом объем денежной массы на рынке ограничен и будет ограничиваться еще больше. Уже сейчас говорят, что 50% своих средств граждане тратят на еду. А еще расходы по дому, дети. И сколько у них останется в кармане, чтобы потратить на личное строительство или на инвестиции в квартиры?
Наша себестоимость поднялась на 15–20%, а повысить цену в этом году мы планировали примерно на 8%. Но пока, в условиях сокращения спроса, о повышении говорить не приходится, вряд ли в этом году оно произойдет. Мы отбираем у себя рентабельность. До нуля она, конечно, не опустилась, но все же.
Среди поставщиков цены со ссылкой на инфляцию поднимают даже те, на чьей себестоимости она вроде бы никак не сказалась. Например, производители нашего отечественного сырья, нерудных материалов — они не зависят от импортных составляющих, они работают на российском рынке, платят зарплату в рублях. Какая у них есть инфляционная составляющая, я не очень понимаю. Здесь, я думаю, это скорее возможности рынка, которые некоторые игроки используют для своей пользы. Но это рынок в конечном итоге. Мы же решили, что живем в рынке.

После падения рубля сократили долю импортного сырья?

— Мы импортировали алюминий и пленку. Ввозили их из Германии и из Польши. Как только курс начал бежать и биться в лихорадке, мы стали искать и нашли местных поставщиков. Но местный поставщик алюминия привязывает свою цену к Лондонской бирже металлов, оценивает ее в долларах и нам выставляет соответствующий счет. Экономия получилась 5%, максимум 10%. Это несопоставимо с изменением курса. А поставщики пленки используют импортные составляющие. Поэтому сократить рост затрат, вызванный обвалом рубля, почти не удалось. Да и вряд ли кому–то удалось.
Остальные местные поставщики, связанные с металлом, с которыми мы работали и раньше, точно так же подняли цены. Потому что они тоже, оказывается, все привязаны к Лондонской бирже.
Каждая коммерческая компания, естественно, ищет выгоду. Как только металл начал дорожать, они сказали: мы можем экспортировать, значит, и потреблять у нас вы можете по цене экспорта. Поэтому импортозамещение идет не то что коряво, но точно не так, как мы ожидали. Мы пытаемся разговаривать с поставщиками, в правительстве поднимать эти вопросы, но они говорят, что ничего не могут сделать. Все ничего вроде бы не могут сделать, но, если будем все время упираться в эту стену, мы не выживем.

В 2014 году 20% продукции вы продали в регионы. Планируете ли наращивать присутствие?

— Мы выходим в регионы не просто для того, чтобы провести экспансию. После модернизации у нас увеличились объемы, которые мы можем производить, поэтому выход в регионы нужен в том числе для того, чтобы снизить себестоимость. Одной из стратегий повышения эффективности может быть распределение затрат на обслуживание, на персонал. Чем больше мы выпускаем, тем лучше для нас. В 2015 году кроме Петербурга и Ленобласти мы будем на рынках в восьми регионах. Мы начинали просто с поставок в регионы, а сейчас серьезнее фокусируемся на каждом из них. Изучаем, что нужно в конкретной области: каковы температурные режимы, технические нормы. Может быть, в следующем году будет больше, чем 20%. Сегодня снижения спроса в регионах мы не видим. Скорее всего, это связано с тем, что растет не рынок, а наша доля на нем. Нынешняя экономическая ситуация не позволяет даже предположить, что в регионах откуда–то вдруг возьмутся большие объемы инвестиций.

Одна из самых острых проблем в строительной отрасли сейчас — неплатежи, как обстоят дела с этим? Вы идете на рассрочки?

— Риск неплатежей вынесен на первое место в группе по отношению к России. Мы сами тоже кредитуемся, хотя и только внутри группы, но она иногда тоже занимает, кооперирует с Danske Bank. То есть какие–то проценты мы платим, нам эти деньги не дарят, но мы никогда не транслировали это в цену и всегда предоставляли отсрочку.
И сейчас мы не будем снижать объем отсрочек, если потребуется, можем и увеличить, если будет определенное обеспечение. Для нас главное — максимально снизить риски. Мы разделили всех своих дилеров на категории по риску неплатежей, чтобы понять, какое обеспечение нам необходимо по каждой группе.
Виды обеспечения могут быть разными — залоги, поручительства материнской компании, безакцептное списание. Последняя схема широко практикуется в Европе, но у нас все ее почему–то боятся. Грубо говоря, все думают, что мы будем знать, сколько у кого денег, и спишем что захотим. Но это, естественно, не так. Это то же самое, что разрешить своей коммунальной компании каждый месяц списывать определенную сумму. Они не знают, сколько у меня на счете, и претендуют только на то, что им должны. То же самое и здесь, но по этому направлению переговоры идут тяжело. По остальным же залоговым схемам практика идет.

Многим ли компаниям нужна отсрочка и на какой срок?

— Практически 90–95% клиентов. Те, кто работает в высотном строительстве, сами получают платежи с отсрочкой и транслируют ее на нас. У нас есть определенные возможности, но мы не можем давать 90 или 120 дней, как некоторые. В среднем отсрочка — 30 дней. Так что все рекордные продажи I квартала клиенты нам уже оплатили.

Бартер для себя рассматриваете?

— Если компания предоставляет в качестве залога квартиру и не сможет с нами расплатиться, мы вынуждены будем продать эту квартиру и получить тем самым свои деньги. Это тоже получается бартер, но по вынужденным обстоятельствам.
Надеюсь, что этого не будет. Но все равно мы должны свой продукт превратить в деньги. Есть газобетон мы не можем, нам надо его превратить в булку, в хлеб, а еще хорошо бы маслом намазать. Но, боюсь, в этом году хлеб будет без масла.

Антикризисные меры планируете?

— Да, бегать быстрее, прыгать выше. Когда начнется серьезное падение рынка, мы оптимизируем затраты — расходы на маркетинг, командировки, офисные расходы. Это мелочи, но из мелочей все и складывается. Мы нашли возможность сэкономить на обслуживании завода — с прошлого года начали внедрять программу превентивного обслуживания. Частоту проверок теперь определяет программное обеспечение, которое автоматизирует всю нашу деятельность. У меня даже партнеры удивляются тому, как мы, например, позволяем программе распоряжаться нашими финансами, чтобы вручную не высчитывать, что мы кому должны. А автоматизация всегда дает эффект экономии. Оптимизация клиентского обслуживания дает возможность не брать дополнительного человека. Затраты на программу гораздо меньше, чем затраты на человека.
Мы не предполагаем сокращать ни одного сотрудника ни на производстве, ни в компании. У нас были планы по расширению, и к ним мы тоже подходим детализированно. Ведь если мы не возьмем сотрудника в одном направлении, то сэкономим, а если сэкономим на другом, можем потерять долю продаж. Технического специалиста, наверное, лучше взять, потому что это в 2017 году к нам вернется. Если объемы продаж сократятся, мы плавно сократим объемы производства. Возможно, в 2016 году мы какие–то месяцы не будем производить, а будем, например, делать модернизацию. Главное же сохранить эффективность производства.

А сотрудников отправите в отпуск?

— Есть такая возможность. Все равно это будет оплачиваемый отпуск. Трудовое законодательство защищает сотрудника, мы не можем, как в Европе, закрыть производство, выгнать работников, а потом снова позвать, когда будет нужно, без оплаты в промежутке. Здесь это невозможно. Хотя в Европе есть еще более сложная история с профсоюзами.
К тому же мы находимся за 100 км от города, у нас квалифицированные кадры. Мы посчитали, что 70% персонала не менялось с открытия завода. У меня совершенно нет намерения терять этих людей.

О компании

H+H

> В 2006 году создан российский филиал H+H Int. A / S с головным офисом в Петербурге.
> В 2009 году в Ленобласти введен в эксплуатацию завод (вложено около 40 млн евро). После модернизации производства в 2014 году завод вышел на плановую мощность 450 тыс. м3 автоклавного газобетона в год.
> Н+Н, основанная в Дании, работает в 10 странах. Заводы расположены в Великобритании, Германии, Польше и России.
> Выручка группы H+H в 2014 году — 1379,9 млн датских крон (около 185,1 млн евро).


Биография

Надежда Солдаткина

> Родилась в 1976 году.
> В 1999 году окончила СПбГУЭФ по специальности "экономист". Прошла курсы повышения квалификации в области бухучета. Имеет диплом АССА Международного центра теории и практики бухгалтерского учета.
> Работала в международных компаниях Meridian VAT Reclaim и Beiten Burkhardt Rechtsanwaltsgeselschaft GmbH.
> В Н+Н с 2007 года, пост генерального директора занимает с июля 2012 года.
> Хобби: горные лыжи, артхаус.