Историк Лев Лурье -— о книге Игоря Ефимова "Связь времен. Записки благодарного".
В издательстве "Захаров" вышли двухтомные воспоминания Игоря Ефимова "Связь времен. Записки благодарного". В первой книге — жизнь в СССР до 1978 года, во второй — в США после эмиграции.
Ефимов — ленинградский шестидесятник. Младшие в его поколении — Бродский, юбилей которого мы только что отметили, и Довлатов, которому в будущем году исполнилось бы 75. Это мощная литературная когорта, которая позволила Анне Ахматовой называть 1960–е "бронзовым веком русской литературы". Всех и не перечислить, ну например: Александр Кушнер, Евгений Рейн, Анатолий Найман, Виктор Соснора, Глеб Горбовский — поэты; Андрей Битов, Валерий Попов, Владимир Марамзин, Виктор Голявкин — прозаики.
Как всякие мемуары, "Связь времен" — рассказ о времени и о себе. В первом качестве это невероятно ценная книга с сотнями имен и подробностей, тонким описанием обстоятельств и тенденций. Ефимов — отличный и объективный бытописатель. В нем нет ни зависти, ни высокомерия по отношению к сотоварищам. Всякий, кому интересен "бронзовый век", обязан прочесть двухтомник. Что касается автобиографической части — "темы судьбы", то она тоже исключительно содержательна. Ефимов — настоящий отличник во всем, что делал. Прекрасно учился в школе и институте, женился единожды и счастливо, был превосходным инженером–турбинщиком. Когда стал профессиональным литератором — быстро выбился в первые ряды своей блестящей поколенческой группы. Не будучи членом партии, скорее врагом советской власти, был принят в Союз писателей, активно печатался, получил квартиру в писательском доме у Спаса на Крови. Ездил к Бродскому в ссылку и одновременно состоял слушателем Высших литературных курсов. Его мир опрятен и уютен: прекрасная семья, рыбалка, тщательно спланированный отдых, верные друзья, сочные шашлыки.
В отличие от большинства, поначалу мыкавшегося в Америке на жалкое пособие, Ефимов уезжал в США на готовое место — знаменитая чета Карла и Элеанды Проффер пригласила его в издательство "Ардис" — важнейший культурный центр третьей эмиграции. Жена стала сотрудницей радио "Свобода". Ему покровительствовал Иосиф Бродский. В отзыве на одну из книг Ефимова он писал, что тот "продолжает великую традицию русских писателей–философов, ведущую свое начало от Герцена". Умный, разнообразно образованный, амбициозный, трудолюбивый Ефимов был, казалось, обречен на огромный успех.
В Америке он издал восемь своих романов, вышли написанные еще в России философский труд "Практическая метафизика. Философская система, развивающая принципы Канта и Шопенгауэра" и разоблачающая советскую власть книга "Без буржуев". Историософские трактаты — "Стыдная тайна неравенства" и "Грядущий Аттила". Писатель проделал огромную работу с разнообразными источниками и, казалось бы, доказал в книге "Кеннеди, Освальд, Кастро, Хрущев", что за убийством американского президента стоит кубинская разведка.
Но ни настоящая слава, как у Довлатова и Бродского, ни даже широкая известность, как у других товарищей юности, к Ефимову так и не пришла. Его знают, не более.
Сенсацию вызвала только книга "Сергей Довлатов — Игорь Ефимов. Эпистолярный роман", где была опубликована переписка двух писателей, поначалу друживших и в конце концов вдрызг рассорившихся. Успех был связан со скандалом — письма Довлатова напечатали без разрешения вдовы Сергея Донатовича, и издательство "Захаров" выплатило огромный штраф.
Ну и конечно, всем были интересны сами письма Довлатова.
Вот что он писал Ефимову: "До конца жизни буду Вам благодарен за то, что Вы, при всей моей патологической неуверенности в себе, сразу же сказали, что я — писатель. И вот много лет отношения были неравными, а затем мы приехали сюда, и я стал печататься по–английски, и услышал какие–то комплименты, и дальше, вероятно, сознательно и бессознательно ход мыслей и чувств у меня был такой: "Да кто он такой, чтобы мной командовать, почему я должен его слушаться, я ничем не хуже, чего он важничает и т. д.". Короче, бунт на корабле. Правы Вы и в том, что я не люблю людей, которые "в ладах с собой, с жизнью, друг с другом", вернее — не "не люблю", а просто я завидую им, потому что сам я никогда ни с чем в ладах не был"
Выясняется, что быть "в ладах с собой, с жизнью, друг с другом" — не только не обязательно для писателя, но даже и нежелательно. В русской литературе другого что–то и не припомнишь.
