Глава компании JetBrains: у программистов неудачный имидж

Максим, что сегодня представляет собой в России отрасль, в которой вы работаете?

— Мое представление субъективно, я очень давно в этом бизнесе и этой компании. Тем не менее. В России с начала 1990–х и по сию пору на рынке ПО самый большой кусок занимает аутсорсинг — когда какая–либо компания заказывает разработку (либо только часть). Чаще всего заказывают в странах, где хорошие программисты и можно платить немного, — это Россия, Индия, Польша, Венгрия, Румыния. Правда, сейчас Россия сдает свои позиции: оплата труда уже сравнима с западными рынками. К тому же сказывается санкционная история. Западные партнеры, заказывавшие российским компаниям какую–то работу, не хотят рисковать. Если прямо сейчас программные разработки под санкции и не попадают, то гарантий, что не попадут завтра, никто не даст. Крупные аутсорсинговые компании в Петербурге понимают это и диверсифицируют рынки: открывают офисы в той же Польше, перевозят туда специалистов. Мы больше не российская компания, с нами можно работать, говорят они.

Кроме аутсорсинга есть госзаказы. Из этой серии, к примеру, разработка национальной платежной системы. Делали ее в Петербурге. По–моему, удачно.

Есть сегмент продуктовой разработки — тут работаем мы. Наша специализация — продукты для программистов. У нас довольно широкий охват: Java, Microsoft / .NET, Ruby, Python, PHP, Objective C / Swift.

Есть еще программисты, которые делают чипы для встроенных систем: холодильников, микроволновок. Для них мы пока инструментарий не делаем. Еще в нашем сегменте есть такие компании, как Касперский, Parallels, "Яндекс", они делают собственные продукты и сами их продают — не делают заказную разработку для западного бизнеса или госструктур, а сами придумывают, делают, маркетируют и продают. В случае "Яндекса" продукт нужно понимать широко, они предлагают пользователям сервис. Но все остальное так же: они сами решают, как это делать, для кого, как и на каких рынках раскручивать.

В процентном соотношении какова доля вашего сегмента и емкость рынка?

— Моя личная оценка — около 20%. Остальное — аутсорсинговые, в том числе для государства, разработки. Что касается емкости российского рынка продуктов для программистов, то для нас российский рынок — лишь часть, и то небольшая. Мы работаем на глобальном рынке: от Зимбабве до Лихтенштейна. На Россию приходится не больше 3%. Почти 40% — на США. Рынок программистов, наверное, распределен так же, как ВВП: если у страны есть доля ВВП в мировой экономике, значит, программистов там столько! Кроме Китая, конечно. Китайцы практически ничего не покупают, пользуются пиратскими лицензиями. Тоже, знаете ли, бизнес–модель. В Китае уровень пиратства 98%, в России — 60%, на Украине — 70–80%. Считать по странам стали недавно, в динамике не могу сказать. Но мы верим, что в какой–то момент это придет в цивилизованное русло.

Программисты — ваша целевая аудитория. Они сложные клиенты?

— Это просто имидж у них такой, неудачный (улыбается).

Как в вашем бизнесе складываются отношения с государством?

— Очень позитивно. До 2018 г. у ИТ–компаний особые налоговые условия на ЕСН.

А вообще никак. Нас не беспокоит излишнее внимание с его стороны. У нас белая схема. Была проверка из Пенсионного фонда, они проверяют, в частности, правильно ли начислен подоходный налог. Претензия одна: купили футбольной команде форму и с этих денег не заплатили подоходный налог. Заплатили.

С точки зрения налогов Россия для вашего бизнеса — хорошее государство?

— Объективно — да. Наши основные затраты — фонд оплаты труда. В России низкий подоходный налог, у нас льготная ставка ЕСН.

Однако мы же не знаем, что завтра будет. В России есть риск неопределенности. Раньше думали, что риски будут незаконодательные. Придут какие–то ребята и начнут предлагать дружить. А сейчас, оказывается, и на уровне законодательства может случиться то же самое.

Есть ли проблемы у вашего бизнеса?

— Бизнес у нас сложный. Мы практически единственная компания в мире, которая умудряется зарабатывать на этом рынке деньги.

Поясните.

— Есть большие компании: IBM, Apple, Microsoft, Google, — у которых есть технология или платформа, для которой они хотят, чтобы программисты писали программы. Мобильные устройства и компьютеры Apple, телефоны Android и облачная программа и т. д. У каждого из больших игроков есть желание, чтобы программисты писали только под них. Поэтому они всячески стараются сделать средства разработки для этих платформ бесплатными. То есть практически везде, на каждом рынке у наших продуктов есть бесплатные конкуренты.

Тем не менее мы умудряемся заработать денег за счет честной конкуренции. Как? Качеством.

Образно говоря, для какой–то работы достаточно и имеющегося текстового редактора, но можно сделать продукт эффективнее, лучше и т. д. Вот мы и делаем.

Высокая конкуренция — это и достоинство, и недостаток. Недостаток очевиден: приходится конкурировать с бесплатными продуктами крупнейших игроков. А с другой стороны, нет конкуренции с другими такими же, как мы, потому что все вендоры, которые что–то делали на этом рынке, с него ушли.

Коснулся ли вас кризис?

— Нет, потому что мы диверсифицированы торговлей на глобальном рынке (в валюте, разумеется). Но наших сотрудников он коснулся, потому что цены растут. Если сотрудникам хуже, то нам не лучше. Не будет сотрудников — не будет бизнеса. Счастливый сотрудник — хороший бизнес. Стараемся индексировать зарплату. В прошлом году — на 30%. В связи с сегодняшними событиями надо будет думать, что делать.

Говорят, вы открыли офисы в других странах, чтобы удержать людей, которые не хотят работать в России?

— Вообще–то первый офис компании был открыт в Праге. В Петербурге появился позже. В Чехии какое–то время жили основатели, работали на предыдущую компанию, которая точно так же открыла офис в Чехии, чтобы уехать из России в 1990–е гг.

Есть и бизнес–причины, почему в Чехии. Там хорошая ставка налога на прибыль, там либеральные законы на интеллектуальные права, там есть соглашение о двойном налогообложении с очень большим количеством стран, в которых у нас тоже есть офисы.

В 1990–х гг. открытие бизнеса за пределами России было необходимо. Сейчас снова бизнес в России вещь рисковая в тех аспектах, где нам неинтересно рисковать.

Отвечая на вопрос: офис в Мюнхене — прекрасная возможность для наших сотрудников сменить обстановку, если есть желание, и не менять дело, которым они занимаются.

В вашем офисе, мне кажется, предусмотрена любая мелочь, которая может сделать работу интеллектуала комфортной. Вы считали, во сколько вам обходятся свои кафе, обеспечение перекусами, музыкальная комната, совместный отдых, спорт, свой бизнес–центр?

— Это существенный процент затрат компании. Зарплата плюс налоги с нее — это 60%. Офис, аренда и дополнительные блага — это еще 15%. Остальное — маркетинг, операционные расходы, железо, аренда серверов.

Счастье приходило постепенно. Сначала ничего не было — а зачем на 10 человек? Сходили вместе в кафе, в баню. Потом нас стало больше, стали заказывать еду кейтерингу — не надо было тратить время, чтобы добраться до кафе, ждать счета. Но еда была плохая. Подумали: а давайте свою кухню сделаем. Так все и получилось.

Надо научиться тратить деньги. Взять переезд в этот офис. Предыдущий был стандартный: коридоры, комнаты. А здесь начинаешь понимать, почему люди покупают дорогие вещи и носят их. Ну, пример с часами брать не будем. Иногда довольно жалко смотреть, когда человеку надо показывать, что он что–то значит, себе и окружающим. А в компании это важно, потому что это помогает человеку осознать, что она работает на мировом рынке и там лидер.

Не могу сказать, что это тимбилдинг и люди после этого верны работодателю. Я не верю в эти слова. Но, возможно, у кого–то в голове остается, что компания делает больше, чем должна была бы.

Сложилась странная ситуация с оценкой ИТ–кадров в России. С одной стороны, это своего рода национальная гордость: работают по всему миру. С другой — после попытки создать российский айфон чиновники заявили, что наши кадры не могут сделать. Но деньги потратили на попытку.

— Я не думаю, что причина неудачи в кадрах. Это неэффективность управления. Мало того, что задача сама по себе сложная — в первую очередь она бессмысленная. Зачем российский айфон? Импортозамещение? Это абсолютно политический заказ, он не нужен никому.

Что скажете по поводу российской Кремниевой долины?

— Зачем? С рыночной точки зрения нет смысла заниматься высокими технологиями, пока можно заниматься чем–то другим. Высокие технологии — высокорисковый бизнес: может получиться, а может нет, и вы все потеряете. Правильнее открыть кафе, ресторан, АЗС, отремонтировать дорогу, нефтяную вышку. Вложите Х денег, получите 2Х. Счастье! Когда есть еще что строить, заниматься высокими технологиями можно только из–под пинка. А это неэффективно.

Нам хочется перепрыгнуть индустриализацию. Когда будут построены все кафе, уже больше ни однойблинной построить нельзя будет, потому что не нужны больше, народ будет думать, как зарабатывать по–другому. Тогда можно говорить о высоких технологиях.