Министерство труда называет приемлемым уровень безработицы в 6%. Во времена "Нового курса" президента Рузвельта в США был безработным каждый четвертый. Но проблема с российской безработицей лежит в другом поле, пишет экономист Дмитрий Прокофьев.
Россияне называют безработицу в числе своих главных опасений — наряду с ростом цен и обнищанием. Правильно делают, только в Санкт–Петербурге, согласно экспертным оценкам кадровых агентств, работодатели планируют уволить 20 тыс. человек. В дополнение к тем 30 тыс., о сокращении которых было объявлено с начала года. В России же в целом по итогам года уровень безработицы прогнозируется в пределах 6,2–6,3%. Эти цифры Министерство труда считает приемлемыми.
Почему бы нет, скажут экономисты, 6 и даже 7% безработных — не катастрофа. Во времена "Нового курса" президента Рузвельта в США был безработным каждый четвертый. Но проблема с российской безработицей лежит в другом поле.
Уровень безработицы считается важным индикатором, поскольку довольно верно сигнализирует об экономических проблемах. Теория предполагает, что в случае экономического роста безработица должна сокращаться, а в случае спада — увеличиваться. В этой ситуации людям может прийти на помощь государство, выплачивая пособия уволенным работникам. Экономический смысл этих пособий заключается вовсе не в поощрении бездельников. Тут мы видим выбор между плохим и очень плохим решением — человек, потерявший работу и доход, перестает быть покупателем, и сокращение его расходов может потянуть вниз другие бизнесы. Лучше дать лузеру денег, с тем чтобы он продолжал поддерживать некий приемлемый уровень потребления, пока не найдет себе новое место. В Европе такое пособие может достигать двух третей заработка, в России же не превышает и 8%, вынуждая человека хвататься за любую работу, не обращая внимания на качество рабочего места. Или бедствовать. Или уходить с рынка труда, если у него существует такая возможность. Или последовать по пути самурая, навсегда избавив бюджет от расходов на свое содержание, а родных — от упреков в адрес неудачника. Некоторые так и поступают.
Вы можете спросить, не является ли российский путь стимулирования рынка труда наиболее эффективным? На бирже труда полно мест с зарплатой, формально подходящей под критерии прожиточного минимума, но фактически ничтожной. Еще вчера человек воображал себя ценным сотрудником, сегодня взял в руки метлу, что в этом страшного, засмеется чиновник, ответственный за состояние рынка труда. Горе неудачнику! Не все просто, возразит экономист. Так называемые реальные издержки, связанные с вынужденным переводом человека на низкооплачиваемое рабочее место, — это вовсе не сумма его новой зарплаты! На самом деле это та сумма, за которую человек пошел бы работать дворником добровольно, выбирая между местами, доступными ему при его опыте и уровне квалификации. С точки зрения экономики разницу между первой и второй суммами фактически оплачивает сам работник, просто она не находит формального денежного выражения в его расходах. С другой стороны, необходимость выплаты значительных пособий по безработице создает стимул для чиновников не на словах, а на деле создавать условия для бизнеса, с тем чтобы открывать новые рабочие места.
С этими рабочими местами в России происходит интересная вещь. Примерно с начала 2010–х уровень безработицы перестал зависеть от темпов экономического роста. Предыдущие 20 лет безработица вела себя, как ей положено, — росла во время кризисов и падала, когда нефтяные цены шли вверх. А потом безработица замерла в подозрительном ожидании — отсутствие экономического роста сменилось спадом, а очередь на бирже труда как будто и не удлинилась.
Объяснений этому существует много, на поверхности лежит такая штука, как сокращение зарплаты при сохранении занятости, или административное давление на бизнес с целью создания иллюзии стабильности. Но в любом случае политика, направленная на поддержание низкого уровня безработицы, означает фактический отказ от политики, направленной на создание новых рабочих мест. Либо мы поощряем бизнес к созданию новых рабочих мест, которое, к сожалению или к счастью, невозможно без отказа от старых рабочих мест, либо пытаемся оставить "все как есть". Какой из этих подходов лучше?
"Оба хуже", как сказал (по другому поводу) товарищ Сталин. Но хуже всего то, что если в стране нет условий для создания новых рабочих мест, то человек, которому не повезло сохранить свою должность, обречен. Он не найдет себе занятия. И ему следует подумать о последнем выходе.
