Рецензия на спектакль "Шпиль"

В финале спектакля Руслана Кудашова "Шпиль" по роману Уильяма Голдинга на сцену проецируются виды солсберийского собора с высоты птичьего полета. Артисты, как туристы, зачарованно разглядывают исполинский шпиль — тот самый, что стал отправной точкой, центральной фигурой и смыслом бытия главного героя самого философски нагруженного и стилистически темного романа английского классика. Реальный шпиль был построен в XIV веке и стал одним из самых узнаваемых символов средневековой Англии. Шпиль литературный остался недостроенным, готовым рухнуть.

Для режиссера, который за 10 лет "построил" новый Большой театр кукол, превратив его в центр притяжения для любителей философских притч и яростных эмоций, важны и дороги оба шпиля. Реальный — своей объективной данностью: плоды трудов переживают своих создателей и остаются в веках. Шпиль Голдинга, наоборот, подчеркнуто незавершен, чем ставит под сомнение саму необходимость своего существования: зачем нужно самое прекрасное здание (идея, книга, театр, спектакль), если его цена — жертвы и мучения его строителей?

Гордыня автора — вот один из основных вопросов и романа, и спектакля. Настоятелю собора Джослину было видение — но божественное ли провидение внушает ему мысль, что шпиль должен быть построен, несмотря на то что у собора и фундамента–то нет, и стены не выдержат тяжести 400–футового гиганта? Джослин чувствует собором себя самого, шпиль для него — способ дотянуться до Бога. Что люди по сравнению с этим порывом? Даже чужие смерти не останавливают визионера, пока его не заточают в деревянный каркас шпиля на сцене и в его душу не начинает стучаться градом обвинений своя собственная смерть.

Спектакль, задуманный еще в эпоху легендарного театра Кудашова "Потудань", держится на исступленной игре "потуданьского" Максима Гудкова — Джослина. Впрочем, мир душевных метаний главного (пожалуй, и единственного) героя этого "Шпиля" чудовищно материален. Сцена плотно населена артистами, куклами, предметами, которые находятся в беспрестанном движении и, как правило, в самом активном сопротивлении видениям и желаниям героя. Рабочие — поначалу деревянные фигурки, которые так удобно переставлять по макету собора в виде креста, — превращаются в грубых, грязных людей, у которых есть собственное мнение насчет шпиля, на него они по большей части справляют нужду. Макет собора вертится как головокружительный бред настоятеля, борющегося с чертями. Визитаторы бьют Джослина бумажными шпилями, обвиняя в страшных грехах. Духовник Ансельм машет руками–шпилями как крыльями, отрекаясь от ученика. Тетушка Джослина ("потуданьская" же Анна Сомкина) издевательски стучит об пол палкой–костью, словно вбивая гвозди в гроб племянника.

И только плывущие видеопроекции ботичеллиевых рыжеволосых красавиц как будто приносят облегчение Джослину: он наконец осознает, что все его богостроительство пропитано земным влечением к рыжеволосой любовнице Роджера–десятника, которую он же принес в жертву шпилю. Любовь к женщине оказывается истинней любви к Богу, что не делает ее менее разрушительной.

"Шпиль" Руслана Кудашова безжалостен и к артистам, и к зрителям. В мрачном драйве спектакля нет пауз и передышек, в фантазии художника Марины Завьяловой — сплошь деревянные идолы и средневековые горгульи, терзающие взгляд. Попадание в нерв романа — точное. Попадание в больные точки каждого, сидящего в зале, едва ли не раздражает. Эта пища для ума только для взрослых, да не по паспорту — по духу. Руслан Кудашов не раз утверждал, что его "Шпиль" — терапевтический спектакль. Так и есть. А лекарство, как известно, бывает и горьким.