Почему футурологи всегда ошибаются

Константин, футурологи ошибаются?

— Футурологи всегда ошибаются. Абсолютно точный прогноз будущего невозможен, поскольку будущее определяется огромным количеством факторов, которые учесть невозможно. В том числе креативными решениями людей, которые невозможно предвидеть именно потому, что они креативные, то есть новые. Предсказать открытие — все равно что сделать его по меньшей мере наполовину. Тем не менее футурологи иногда удачно предсказывают явления и тренды будущего. Герберт Уэллс и Жюль Верн точно описали подводную лодку и танк, весьма точен в своих предсказаниях был Станислав Лем. Не все его прогнозы сбылись в полной мере, тем не менее они влияют на развитие современных технологий. Например, он говорил о тотальной миниатюризации, при которой техника будет выглядеть как облако микроскопических нанороботов. Пусть этого пока нет, но мы видим, что современные технологии развиваются именно в этом направлении. Лем много писал о виртуализации реальности, которую мы тоже можем наблюдать.

Весь ХХ век грезил о космической экспансии. Она казалась реальной, но не сбылась. В чем была ошибка? В прогнозируемых сроках. Освоение космоса оказалось более долгосрочным и дорогостоящим проектом, чем это грезилось во время космической гонки 1960–х. Однако это не означает, что космическая тема для нас закрыта, просто нам предстоит в этом направлении более долгий и трудный путь, чем это представлялось вначале.

Чего нам могут стоить ошибки футурологов? Очень часто ведь речь идет не об ошибках конкретных авторов, а общества в целом, того, каким оно видит свое будущее. По сути, футурологи отражают консенсус специалистов о движении техники. ХХ век принес интеллектуалам огромное разочарование. Им кажется, что их обманули, по­скольку было сделано столько авансов и анонсов, и большинство из них не сбылись. В то же время не сбылись и предсказанные величайшие экологические и атомные катастрофы.

Мы живем в эпоху глубокого разочарования научно–техническим прогрессом, и это сказывается на политической обстановке в мире. Возможно, взрыв религиозности, который мы наблюдаем и в российском, и в ближневосточном обществах, является последствием этого разочарования.

Футурологи предсказывают или посредством образов задают будущее?

— Будущее задать сложно. Футурологи пытаются предсказать его, выделяя важные тренды в настоящем, которые будут иметь значение в будущем.

А как рождаются образы будущего?

— Методов много. Футурология не является четкой наукой с определенной методикой, это междисциплинарный проект, который развивается в пространстве — от точных клиометрических или эконометрических расчетов до художественных фантазий. У всех свои методы, но все пишут о будущем. И самые точные относятся к вычислению статистических тенденций. Эти методы хорошо описал Каратаев в своей книге «О статистических тенденциях развития человечества», в которой экстраполирует эти тенденции в будущее.

Второй метод относится к осмыслению причинно–следственных связей этих тенденций. Самый обсуждаемый тревожный прогноз, приведет ли роботизация к массовой безработице.

Искусственный интеллект становится все более совершенным, автоматизация производств — по­всеместной, как будет выглядеть будущее, если все это продолжит свое развитие?

Воображение футурологов ограничено представлением о том, что вообще возможно в этом мире и из каких элементов состоит социальная система. Более вольное оно у фантастов и чуть скованное, скажем, у социальных философов или социологов.

Недавно известные экономисты, нобелевские лауреаты, последовали примеру экономического классика Кейнса, опубликовавшего в 1930 году книгу «Экономические возможности наших внуков», и выпустили свой экономический прогноз на ближайшие 100 лет. В этой книге они как раз и обсуждают опасности тотальной безработицы, роль национального планирования, а также новые горизонты страхования — например, от социального неравенства.

Должен ли человек перед лицом этих опасностей меняться, воспитывать себя для того, чтобы быть в состоянии конкурировать с роботами?

— Оптимисты призывают нас изучать опыт античных аристократов в эпоху процветания Эллады. Тогда рабов было достаточно для того, чтобы не работать, а свободное время посвящать созданию культурных ценностей. Но в этом и ловушка, культура имеет смысл, если она связана с вопросами выживания, культура для досуга бессмысленна.

Какие есть возможности для человека в возможной новой реальности? Это роль надзирателя за роботами.

На возражения о том, что человеческие решения не факт, что будут лучшими, нужно отвечать, что это политический вопрос. В таких случаях демократы говорят, что важно не то, какое решение лучше, а то, кто является бенефициаром этого решения, в чью пользу оно выносится. Роль человека будет в том, чтобы ставить перед роботом задачу, монопольно определять, что является благом для человека. Я думаю, что управленческая роль останется за человеком.

Политики и чиновники часто предупреждают, что если Россия не совершит некий технологический скачок, то останется на краю цивилизации. Насколько они правы в своих прогнозах?

— Смешно это слушать от наших политиков, которые уже 15 лет пытаются привести страну к такому рывку, а в итоге получается по Жванецкому: «Может, у нас в консерватории что–то не так?» А если серьезно, то в истории безнадежные страны редко встречались. Если посмотреть на Турцию, то эта страна переживала и технологическое лидер­ство, когда первой использовала мушкеты, благодаря чему захватила Восточную Европу. Потом ее называли «больным человеком Европы». Страна болезненно переживала свое технологическое и социальное отставание. В последние десятилетия мы наблюдаем индустриальный подъем, мы видим, по сути, европейскую страну, у которой есть будущее.

Экономист Владимир Мау как–то заметил, что Россия всегда опаздывает лет на сорок. Ну что ж, можно отстать, потом догнать. Отставание — тоже ресурс, позволяющий собрать силы для рывка, которые в своей истории мы уже наблюдали. К сожалению, пока мы ведем жизнь мобилизационного общества, одновременно запускающего космические корабли и неспособного провести электричество в подмосковные деревни.

Какие сейчас у нас созрели лакуны для рывка наподобие космической индустрии в 1960–х?

— Если вы спросите экономистов, какие отрасли лучше всего развивать, они вам ответят, что не нужно развивать отрасли, создайте благоприятную для бизнеса среду, разработайте институты, приведите в порядок налоговую и законодательную базу, постройте инфраструктуру и не мешайте. Точно так же и здесь — создайте базу, а креативный российский класс найдет свое место в мировой технологической системе. В стране появились интересные стартапы, но комплектующие мы покупаем в Китае. Развитие получается какое–то фрагментарное.

Говорят, что отставание чревато колониальным положением…

— В мире много отсталых стран, если определять в этот стан тех, кто не достиг уровня США или отдельных стран Западной Европы. При этом они как–то выживают. Самые слабые в экономическом и технологическом плане страны — те, что находятся в изоляции. Саддам Хусейн располагал одной из сильнейших армий в мире. Но у него не было друзей ни в стране, ни за ее пределами. Каддафи так долго удерживал власть, что всем надоел…

Россия находится не в самой худшей ситуации: у нас боевая армия, образованное население, ВВП. Экономист Сергей Гуриев как–то сказал, что при таком ВВП очень стыдно иметь такие институты. И, к сожалению, мы видим, что из двух возможных сценариев влияния реализуется худший: плохие институты негативно сказываются на нашем ВВП. Если мы не вынесем урок из чужих ошибок, можем столкнуться с теми же последствиями, и дело тут не в отсутствии технологического рывка.

Футуролог Стюард Брэнд предсказывал, что креативность урбанизированного населения рано или поздно повысит благосостояние трущоб в южных странах, и это будет способствовать смещению глобального севера к противоположному полюсу.

— Трущобы — понятие относительное, это часть мегаполиса, имеющая худшую в городе инфраструктуру и благосостояние. Благодаря социалистическому планированию Россия на фоне многих стран выглядит прилично в этом отношении. Но ВВП в мире растет, и вслед за богатыми выправляется положение бедных.

В каждом городе появится свой богатый район или даже город, где будет жить и работать мировая деловая элита. Например, особая экономическая зона в Астане, которую защищает особая полиция, где действуют особые законы. Деньги, пришедшие в страну через эти центры, будут проникать и в остальные районы.

Известно, что развивающиеся страны развиваются быстрее развитых. И со временем различия между ними размываются, в том числе и в образе жизни. Но, достигая стандартов благополучия развитых стран, развивающие получают в нагрузку и их проблемы, в том числе и демографический спад, и старение населения, и удорожание рабочей силы.

Западный производитель постепенно уходит из Китая в более дешевые страны, но в Китае остается технологическая база, собственные проекты и уникальная сеть скоростных дорог. Страна не останется без доходов, но прежних темпов роста, достигавших в иные годы 10%, уже не будет. В то же время начнет подтягиваться индустриальный каркас самых бедных в мире стран, а за ним и благополучие населения.

Футурологические предсказания меняют направление, как дорожные магистрали. Почему?

— Вы совершенно правы. Это связано с технологическими укладами. Развитие техники принято делить на циклы, в рамках которых выделяются наиболее важные для развития общества отрасли. Когда–то это были паровые машины, двигатели внутреннего сгорания, космические технологии, атомная энергетика. Последний был связан с развитием компьютерно–информационных технологий и автоматизацией.

В своих прогнозах футурологи сосредотачиваются на быстроразвивающихся отраслях. Кстати, с актуализированной нынче робототехникой уже однажды связывались надежды, которые не оправдались в том числе из–за открытия миру Китая с его дешевой на тот момент рабочей силой.

Сейчас надежды футурологов лежат в области биотехнологий, медицины и генетики, которые обещают, что, если не будет особых потрясений, качество и продолжительность жизни человека изменятся кардинальным образом. Искусственный интеллект и 3D–принтеры приведут нас к децентрализации экономики, обеспечение которой будет поддерживаться не корпорациями и предприятиями, а небольшими устройствами. Эти устройства установят в квартирах или магазинах, и они смогут производить для вас не серийные товары, а по индивидуальной модели.

Экономические вопросы неразрывны с идеологическими. Фукуяма в 1990–х предсказал нам конец истории, при этом общей благости что–то не наблюдается.

— В каком–то смысле Фукуяма остается правым, поскольку мы до сих пор не видели новых идейных вызовов демократии и либерализму. Фундаментализм не обладает идеологическим обаянием за пределами отсталых регионов с сельским населением, которые из–за отчаяния подняли флаг джихада, так как все в их жизни идет не так, как хотелось бы.

Если говорить об идеологических трендах, то с большими оговорками мы можем наблюдать, что человечество совершает очень трудный, очень медленный путь к большим политическим свободам. Даже в не разделяющей либеральные ценности России общее политическое поведение стало более свободным, чем в прежние исторические периоды, или даже во многих иных странах. А дальше можно ожидать что–то вроде анархизма. Либерализм, в отличие от анархизма, не отрицает государственности. Представители этой идеологии готовят рекомендации государству, чтобы оно стало лучше и эффективнее, но идею государства сохраняют.

А дальше я предвижу многовековую борьбу за демонтаж государственной власти и создание сложных структур общепланетарной политической системы с высокой долей свободы отдельного человека. Человек будущего не будет иметь гражданства и будет сам создавать нормы, по которым планирует жить. Возможно, начнут формироваться небольшие общины со своими правилами, и человек сможет выбирать между ними.

Чему и как будет учиться человек в будущем, особенно если вспомнить, что всем нам грозит массовая безработица?

— Мир так быстро меняется, что среди авторов образовательных программ должны быть футурологи. Но, как мы видим, никто ничего не пытается прогнозировать, школа просто держится за традиционные образовательные технологии. Вторая проблема в этой области — необходимость обучаться на протяжении жизни.

Все мы знаем, что лучше всего информацию ребенок усваивает до 3 лет, а дальше его когнитивные способности снижаются. Вся человеческая физиология показывает, что учиться человек должен в начале жизни, а дальше уже просто применять эти знания. И так было на протяжении всей истории. Но быстрое развитие и изменение современной социально–технической среды требует постоянного переучивания, повышения квалификации и переквалификации. Человек должен находиться в состоянии постоянного обучения и совмещения его с работой. А как для этого приспособить человеческий организм, который стареет и не хочет учиться, — вопрос к физиологам и врачам.

Какие специалисты, скорее всего, будут востребованы и в будущем?

— Существуют огромные атласы профессий будущего, на которых я сейчас не хотел бы останавливаться. Конечно, какие–то профессии в будущем будут, но непонятно, как они смогут покрыть безработицу, неизбежную в результате тотальной роботизации и появления искусственного интеллекта. В любом случае нужны будут специалисты в области ИТ, возможно, с другими компетенциями, чем сейчас. Нужны будут биотехнологии. Думаю, что возникнет целый спектр прикладных специальностей в этой области. Из–за повсеместного увеличения продолжительности жизни будут востребованы социальные работники, которые могли бы не только обеспечивать эту жизнь медикаментами, но и работой, поскольку пенсионная система не сможет справиться с такой нагрузкой и пенсионный возраст будет продлен.

У вас есть любимый пример сбывшегося прогноза или несбывшегося?

— Есть замечательный пример одновременно сбывшегося и несбывшегося прогноза, который демонстрирует суть того, что делает футуролог. И наверняка вы его знаете. Речь идет о знаменитом прорицании мэра Лондона о том, что если так пойдет, то в ХХ веке извозчики задушат город в навозе. Мы знаем, что Лондон в навозе не задохнулся и даже не утонул, автомобили потеснили кебы, но проблема утилизации отходов, выделяемых в процессе передвижения по городу, до сих пор так и не решена. Футуролог должен видеть тренды, направления развития, не зацикливаясь на техническом их воплощении. Техника меняется, а проблемы остаются.