Журналист Ольга Комок о спектакле "Последний пылкий влюбленный".
Свежеотремонтированный
театр "Приют комедианта" вошел в 30–й сезон со свежим девизом "30 лет с любовью к зрителю" и громким заявлением, что отныне собирается ставить только о любви.
Судя по первой премьере, любовь эта — зла. Цветочно–конфетный — приготовительно–афишный — ее период, как и положено, получился многообещающим. Пьеса выбрана такая, чтоб была понятна самому–пресамому широкому зрителю. "Последний пылкий влюбленный" бродвейского тиражного лирика–комедиографа Нила Саймона лишен сиюминутных примет времени, места, даже страны действия (во всем, кроме английских имен героев), повествует о поисках любви среди целевой аудитории — между людьми под 50, при этом даже в сексуальных сценах не содержит ничего оскорбляющего какие бы то ни было чувства (может, потому, что до секса у героев все как–то руки не доходят).
Роли расписаны — театральному маркетологу на зависть: хозяина рыбного ресторанчика, обремененного не только семьей и мамой, но и мечтой об одном–единственном дне запретной страсти, играет Геннадий Смирнов — петербургский genius loci, обаятельный (теле) ведущий и киноактер, блогер–насмешник с безупречной репутацией интеллигента–разночинца. Трех его одноразовых посетительниц весьма разнообразно воплощает многоуважаемая Елена Калинина — титулованная "Золотыми софитами" умница "из додинских", любимая петербургская актриса буйного Андрия Жолдака. Режиссер — Павел Грязнов — из додинских же актеров: ну что ж, значит, надо ждать психологического театра с современными "прибамбасами", думалось на подходе к "Приюту комедианта".
Прибамбасы и вправду начались сразу. Геннадия Смирнова загнали на сцену звуки приближающегося поезда, фары нервных мотоциклистов и с треском гаснущие софиты. Старинный радиоприемник продиктовал артисту мизансцену, тем временем на стены зрительного зала проецировались кадры из другого "Последнего пылкого влюбленного" — телеспектакля БДТ 1989 года с Алисой Фрейндлих и Владиславом Стржельчиком. Видеопроекции, начавшись, уже практически не останавливались: гипсовые фрагменты человеческого лица, катающиеся по сцене вместо мебели, заливал то морской прилив, то абстрактная неоновая психоделика, то звездное небо над головой, как бы намекая на нереальность всего происходящего между героями спектакля.
Однако в намеках этих не было необходимости. Диалоги артистов, рисунки ролей никакой особой реалистичностью не отличались. В большой и чистой любви театра к зрителю возникли первые сомнения. Предваряя премьеру, господин Грязнов говорил, что не хочет делать из пьесы Саймона бульварный спектакль. Как выяснилось на самой премьере — жаль: отсутствие реальной жизни на сцене скрасил бы и картонный балаган. Но ни ржать до упаду, ни давить сентиментальную слезу зрителю не пришлось. Пара скупых смешков зала на два с лишним часа бесплодных свар и томительных исповедей, не интересных ни собеседнику на сцене, ни, кажется, самим актерам, — это, увы, не признак успеха. Некоторые даже бежали из зала, но не в оскорбленных чувствах, а вовсе без таковых.
Как выяснилось, пятиминутный глоток свежего воздуха в "Приюте комедианта" фатален, в отсутствие антракта обратно в зал беглецу не попасть. Впрочем, страх смерти от скуки пересиливает даже опасность так и не узнать, какого катарсиса достигли в финале хозяин рыбного ресторана и его третья несостоявшаяся любовница. В этом романе любовь театра к зрителю не назовешь пылкой. Остается надеяться, что холодный "Влюбленный" окажется действительно последним — по крайней мере, в этом театральном сезоне.